Мощные бронетанковые войска могли изменить судьбу Франции — об этом не раз говорил генерал де Голль. Танков у республики было много — с толстой бронёй, мощными пушками и храбрыми, как тысяча чертей, танкистами. Но что-то пошло не так.
Буйные стада и одинокие монстры
Если с авиацией во Франции 30-х годов не сложилось, танкопрому республики по итогам Первой мировой войны было чем гордиться. Ведь «Рено» FT-17 — первый танк классической современной компоновки с одной пушечной башней кругового вращения сделали как раз французы. Причём выпустили таких машин более 3000 штук, не считая итальянских и американских копий.
Для тех же, кого орда лёгких танков могла не испугать, у французов был ещё сверхтяжёлый FCM 2C. Длина бронеединицы превышала десять метров, а вес в добронированном варианте переваливал за 75 тонн. Для серийных и принятых на вооружение машин эти рекорды до сих пор не побиты, чем французы иногда гордятся — под настроение ну и под абсент.

В общем, с танками во Франции всё было хорошо. Немного неясным оставалось, как их нужно применять.
Большинство генералов сходилось на том, что вовсе незачем лишний раз изобретать колесо — танки должны поддерживать пехоту. Тем более, скорость у них такая, что убежать от пехоты они не смогли бы при всём желании.
Но кроме пехоты во французской армии наличествовала кавалерия. По понятным причинам в ходе позиционной войны на Западном фронте конница имела не так много возможностей проявить себя. Тут французам оставалось только завидовать рюсски варвар, у которых целые конные армии гуляли до Варшавы и обратно. Но просто завидовать — это непродуктивно. И с конца двадцатых французы пытались запрячь в одну телегу и коня, и трепетную лань. В смысле, механизировать свои кавалерийские части. Получалось как-то не очень.
Де Голль, идущий не в ногу
Некоторые французы, глядя на состояние собственной армии, а также на происходившее у немцев, решили немного скосплеить Кассандру (вестница несчастья в древнегреческой мифологии — дочь последнего правителя Трои, обладавшая пророческим даром; предсказывала падение Трои. — Прим. ред.) и рассказать согражданам, как всё может плохо обернуться. Громче других надрывался некий подполковник Шарль Андре́ Жозе́ф Мари́ де Голль.
«Мы не можем рассчитывать на то, что плохо укомплектованные и слабо оснащённые войска, занимающие наспех созданные оборонительные рубежи, смогут отразить первый удар».
Чтобы его отразить, а ещё лучше — самим врезать супостату, де Голль предлагал создать небольшую — тысяч так на сто бойцов, — но очень профессиональную армию, для которой бы хорошо подходило слово «танковая».

Однако сидевшие в высоких кабинетах маршалы и прочие победители в Первой мировой живо разъяснили встревоженным согражданам, что беспокоиться особо не о чем. У них есть замечательная линия Мажино, в которую уже закопали примерно дофига народных денег. Вот в этом домике в случае чего вся Франция отсидится, пока немецкому волку не надоест стучать башкой в бетон.
Кавалеристы, маршал Петен дал приказ…
В середине 30-х французские конники всё-таки решили: лошади с танками сочетаются не очень. По этому поводу решили сформировать две Division Légère Mécanique (DLM — лёгкие механизированные дивизии).
Поскольку дело было новое, непонятное, торопиться никто не стал. Первое подразделение создали в 1935 году, а второе — в 1937-м. Ну, а пока французы «не торопились», немцы захапали Австрию, Чехословакию и, наконец, в сентябре 1939 года вторглись в Польшу.
К своим танковым теоретикам они прислушивались внимательней, и танковых дивизий у них было побольше.
Французы же всерьёз озаботились созданием танковых соединений уже после начала войны. В феврале 1940-го они сформировали ещё одну, третью по счёту DLM, куда пришлось передать часть опытных офицеров из двух первых дивизий. Была ещё и четвёртая DLM, но её начали формировать в июне 1940-го, когда пить боржоми для спасения Франции было уже немножко поздно.

Глядя на кавалерию, свои «настоящие» танковые части в итоге захотела и пехота. Разумеется, здесь тоже никто не стал торопиться, равно как и особо прислушиваться к воплям де Голля. Только в декабре 1938 года генерал Бийот (папа героического капитана) принял решение о создании двух Division Cuirassée de Réserve (DCr — резервные танковые дивизии).
Пацан сказал — пацан сделал… правда, не сразу. 2 сентября 1939 года французы наконец создали первую… нет, не дивизию, а бригаду — и настолько вдохновились этим, что на следующий день объявили войну Германии. Две дивизии получилось сформировать только 16 января 1940 года, третью — 20 марта.
Майский финал
К началу наступления на Францию немцы имели примерно две с половиной тысячи «панцеров». Все они были сосредоточены в десяти танковых дивизиях, пять из которых (вместе с ещё пятью моторизованными) входили в танковую группу фон Клейста.
У французов было более трёх тысяч машин, причём 470 из них S35 и B1bis — с толстой противоснарядной броней.

Полковника де Голля назначили командиром 4-й танковой дивизии (4e Division cuirassée).
Обычно пишут, что её сформировали как раз 10 мая, в день начала немецкого наступления. Но сам де Голль пишет про 15 мая. Впрочем, большого значения это уже не имело. Уже 17-го мая подчинённые ему части, даже не успев толком побыть одним подразделением, пошли в бой. Разрозненно, без прикрытия авиации, с недостаточной поддержкой артиллерии и пехоты.
Кроме того, «во главе экипажей танков были командиры, которые никогда раньше не стреляли из орудий, а водители имели за плечами в общей сложности не более четырёх часов вождения танка». Единственный мотопехотный батальон перевозился на автобусах. Артиллерию набрали с бору по сосенке, и многие офицеры знакомились со своими солдатами «буквально на поле боя». Ну и так далее…
«К тому же у нас не было средств радиосвязи, — вспоминал де Голль, — и мне приходилось командовать дивизией, отдавая распоряжения подчинённым командирам через связных-мотоциклистов или лично отправляясь в части. В довершение всего все части испытывали крайний недостаток в транспортных средствах, в средствах снабжения и ремонта, которыми при нормальных условиях они должны были бы располагать».

Итог — как принято говорить — был немного предсказуем. Французские танкисты сражались храбро, но героизм капитана Бийота, лейтенантов Помпье и Годе (17 мая разгромивших немецкую колонну в Мормальском лесу), а также их боевых товарищей, уже мало что мог поменять.

«Каких успехов на месте этой жалкой, слабой, плохо укомплектованной, наспех сколоченной и сражавшейся в одиночку дивизии могло бы в эти майские дни добиться отборное бронетанковое соединение <…>! Если бы правительство <…> своевременно направило военную систему страны по пути действия, а не бездействия, если бы в результате этого наши военачальники имели в своём распоряжении ударную и манёвренную армию <…>, тогда наши вооружённые силы могли бы рассчитывать на успех, а Франция обрела бы вновь своё величие».
А ведь всё могло сложиться совсем иначе.