Отношения между русскими и татарами в составе империи складывались по-разному. Например, во время восстания Пугачёва одна часть служителей культа переводила воззвания предводителя крестьян на татарский язык и зачитывала в мечетях, агитируя татар присоединиться к бунту. Другая с не меньшей активностью выпускала фетвы против восставших и выступала на стороне правительства.
Однако ведшиеся на протяжении нескольких веков войны с Турцией, султан которой объявил себя халифом (повелителем правоверных), подогревали в правящих кругах сомнения в лояльности мусульманских подданных империи.
К примеру, во время египетских кризисов 1831–1841 годов в Османской империи среди мусульман Крыма и части Кавказа ходила масса слухов. Что вали Египта, Мухаммед Али, высадится в России и захватит Москву. Или что он сделает это вместе с султаном. Таким вывертам массового сознания власти не обрадовались. И, хотя дело не пошло дальше ворчания в саклях, осадочек остался.
Мухаммед Али-паша
Власти полагали, что большинство мусульман империи с лёгкостью поддадутся панисламистской и пантюркистской пропаганде. И вообще, спят и видят, как бы подгадить России и объявить халифат. Желательно на всей территории державы. Или же татары при любом удобном случае побегут воевать за турок.
Страхи страхами, но проблема усиливалась правовой дискриминацией каждого девятого подданного империи, который относился к мусульманам. Только революция 1905–1907 годов заставила активно разбираться с правовым неравенством нерусской части Империи. Но и к началу Первой мировой проблема оставалась нерешённой и постоянно вызывала недовольство среди татарского населения.
Ничья война
За время Первой мировой в российскую армию призвали 960 тысяч татар. Очень немаленький контингент. Но тем интереснее, что эту войну мусульманское население Поволжья встретило без особого энтузиазма.
Конечно, в Казани — как и везде по стране — прошёл патриотический митинг. Но пришли на него кто угодно, только не татары. Хорошо хоть, что митинг состоялся кроме Казани ещё в нескольких городах. В той же Уфе местные мусульмане присутствовали.
И этого хватило, чтобы казанское жандармское управление зашевелилось и стало подозревать, что внутри татарского сообщества что-то зреет.
Однако поводов для серьёзных страхов поначалу ни местные СМИ, ни духовенство, ни буржуазная татарская верхушка не давали. Татарские газеты пусть и менее восторженно, но всё-таки призывали мусульманское население положить жизнь на алтарь Отечества. Муллы активно проповедовали с минбаров мечетей исполнить долг перед империей. А местная верхушка исправно отстёгивала деньги на нужды отечественной обороны. Всё это делалось без особого энтузиазма, но крамолы бдительные жандармы так и не увидели.
И тут в 1914 году в войну на стороне Центральных держав вступила Турция. Власти автоматически стали опасаться, что среди мусульман это вызовет как минимум пацифистские настроения. А как максимум — массовое дезертирство и подрывную деятельность.
Тем более, что удалось разоблачить несколько действовавших в Поволжье агентов Центральных держав. Один из них — отставной штабс-капитан Киндельский — следил за перемещением войск и пытался точно узнать их число и время отправки на фронт. Плюс ко всему, у него обнаружили блокнот с зашифрованными записями. После тщательного расследования и суда 26 января 1915 года его повесили.
И хотя жандармы имели дело не с засланцами турецкого султана — как и в случае с египетским вали, — осадочек оставался. Тем более, что по донесениям жандармских сексотов с псевдонимами Теоретик и Житель, некоторая часть татарской образованной публики сочувствовала пантюркизму.
В реальности вся эта политика на действиях татарских военнослужащих на фронте никак не сказывалась. Сражались они так же, как и русские солдаты, призванные из Москвы, Твери или Пскова.
«Русские вот веселятся, им понятна защита Родины, а нам, мусульманам, не очень. Но воевать мы будем храбро, не хуже русских», — писал с фронта в сентябре 1914 года некий Мухаметов, мобилизованный из Мензелинского уезда Казанской губернии.
Была только одна проблема, которая очень быстро нашла отражение в письмах мусульманских солдат с фронта — им хронически не доверяли. Какими бы стойкими они себя ни показывали, как бы храбро ни сражались, — армейское руководство постоянно ожидало худшего. А вдруг они сейчас как возьмут, как дезертируют под воздействием враждебной пропаганды?
На самом деле пророссийские настроения были очень сильны. Даже после высказываний епископа Амбросия, что, когда Россия победит Турцию, всех татар начнут крестить, они сохраняли лояльность. Муллам хватило просто побеседовать с мусульманами, чтобы успокоить их.
В борьбе обретёшь ты право своё
Способ развеять опасения властей предложили мусульманские депутаты Госдумы. Для многих из них война была блестящей возможностью опровергнуть многочисленные мифы и подозрения о неблагонадёжности мусульман. Поэтому чиновники довольно активно включились в военную пропаганду, призывали мусульманское население империи проявлять себя на войне лучшим образом. Одновременно с этим они считали: лучшей наградой для тех же татар станет ликвидация правовой дискриминации.
Национальные политики надеялись, что все подданные империи, сплочённые пролитой на войне кровью, будут равны в правах и возможностях. Неважно, кто ты: еврей или русский, буддист или католик, татарин или лютеранин — для всех будет один закон.
Присяга молодых мусульман, 1914 год (источник фото)
«После победоносной войны с помощью наших союзников великие реформы произойдут в России: Россия также станет либеральной страной. Мы, мусульмане, станем свободными гражданами, заслужим уважение к нашим национальным объединениям, нашему языку. Наши соотечественники не забудут лояльное участие мусульман в войне», — писала одна из ведущих татарских газет «Кояш» 5 мая 1915 года.
Вот для этого 20 июля 1915 года группа мусульманских и — как тогда говорилось — «инородческих депутатов» (эстонцев, латышей, армян, евреев и др.) предложила Госдуме одобрить соответствующее заявление. Мол, пусть после войны все будут равны перед законом. Требование очень, на самом деле, умеренное. От властей они требовали, по сути, лишь дать обещание.
Но даже такое предложение вызвало скандал и переполох в Думе. 162 депутата проголосовали за, но 190 — против. Среди них — ряд будущих деятелей белого движения…
Это стало началом конца.
От равенства перед законом к национальной автономии
После провала голосования даже самым консервативным слоям татарского общества стало понятно — с такой властью каши не сваришь.
До того пророссийски настроенные мусульманские СМИ, интеллигенция и буржуазия начали всё быстрей дрейфовать в сторону пацифизма и саботажа военных усилий. В газетах всё более открыто, несмотря на цензуру, стали намекать: татарам не за что сражаться на этой войне.
Иссякли пожертвования, муллы стали подходить к военной пропаганде совсем уж формально. Образованные слои чем дальше, тем больше стали поднимать вопрос о национальной автономии.
Из лояльного мусульманское население империи быстро становилось нелояльным и враждебно настроенным.
В очередном донесении 1 января 1917 года казанские жандармы уже прямо писали о катастрофическом неуважении к властям и проникновении левых взглядов в армию. По словам агентов, большинство казанского общества настроено против правительства. И всё это заслуга не турецких агитаторов, а родных властей.
Опыт Российской империи в этом плане не был уникальным.
Британия вступила в войну, таща на горбу своё «родовое проклятие» — ирландский вопрос. Несмотря на широкое обсуждение вопроса о «гомруле» — ирландском самоуправлении, — до автономии Ирландии было как до луны. Многим ирландцам казалось — по крайней мере их в этом постарались убедить, — что вступление в войну на стороне империи в итоге приведёт их к политической самостоятельности. Мол, парни, осталось ещё немного пострадать — и наконец-то у нас будет свобода!
А дальше был полный облом. Чем дольше велась война, тем яснее становилось для интеллигенции, части буржуазии, а потом — и для большинства населения Ирландии: никакого «гомруля» не будет.
Итог известен. Вначале Пасхальное восстание 1916 года, затем провозглашение независимости в 1919 году, и война с Британией. То, что не дали миром, ирландцы получили с помощью оружия.
Схожая ситуация была и с чёрным населением США. Лидеры афроамериканцев с большим воодушевлением встретили решение страны поучаствовать в Первой мировой войне. Причины были всё те же: дескать, чёрные солдаты вместе с белыми будут проливать кровь в одних окопах, и вся нация увидит — чёрные ничем не хуже белых. И тогда всех уравняют в правах.
Афроамериканцам повезло меньше всего. Если мусульманские народы Российской империи в результате Октябрьской революции и Гражданской войны получили национальные автономии, а ирландцы — свою независимость, то чёрным в США после окончания войны достались линчевания и «законы Джима Кроу», резко усилившие расовую сегрегацию. Понадобились Вторая мировая, Корейская и Вьетнамская войны, чтобы американская нация поняла: кровь её солдат не зависит от веры и расы. В армии США процесс ликвидации сегрегации был положен 26 июля 1948 года постановлением №9981 президента-демократа Гарри Трумэна. Согласно ему, в армии отменялась любая сегрегация на основе расы, цвета кожи, религиозной или национальной принадлежности.
А вот Российская империя выучила этот простой урок единственным доступным для себя образом — самоаннигилировавшись с концами.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.