Песня Gott Mit Uns группы Sabaton посвящена битве при Брейтенфельде, в которой шведы под командованием короля Густава Адольфа разгромили войска Священной Римской империи графа Тилли. Эта битва оказала большое влияние на ход Тридцатилетней войны и на религиозные конфликты, сотрясавшие Европу в XVII веке.
Инди: Я — Инди Нейделл.
Пэр: Я — Пэр из группы Sabaton.
Инди: Вы смотрите «Историю с Sabaton».
Инди: Большую часть своей истории Швеция не вмешивалась в события, происходившие в континентальной Европе.
Пэр: Но однажды мы отправили войско на юг. И стали великой державой.
Смотрите, империя возвышается
Инди: Разрывавшая Священную Римскую империю война между непримиримыми лагерями католиков и иезуитов с одной стороны и лютерано-кальвинистских протестантов — с другой бушевала уже 12 лет, когда шведский король Густав II Адольф высадился летом 1630 года в Померании с 16 тысячами солдат. Тогда казалось, что война близится к концу. Силы императора Габсбурга и Католической Лиги одерживали победу за победой, тесня протестантов, и даже отразили датскую интервенцию.
Густав Адольф планировал преуспеть там, где проиграли датчане. Он решил выступить на стороне протестантов и затянуть войну.
Борьба между католиками и протестантами была не только религиозной, но и политической, а молодой амбициозной Шведской империи меньше всего нужно было католическое влияние в её зоне интересов. Поэтому король выбрал в союзники протестантов. Успех мероприятия, однако, зависел от помощи протестантского дворянства Германии.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
На самом деле, конечно, всё было значительно сложнее, чем просто битва за веру. Уж очень много интересов переплелось в этом конфликте, уж очень многие хотели решить свои проблемы за счет хорошей войны. И к религии дело не сводилось совсем. Скажем, одной из ключевых фигур на протестантской стороне конфликта был католический кардинал Ришельё. Многие владетели просто хотели выбить больше прав и привилегий для себя. Отношения с Господом, как и положено у людей, плавали в диапазоне от искреннего фанатизма до философии «Я люблю Иисуса, и потому продаю его дорого». Некоторые деятели успевали сменить сторону неоднократно. Причем и князья, и рядовые солдаты.
В тот момент никакой империи у шведов толком не было. Но они очень хотели её заиметь. Во-первых, потому что империя — это престижно и даёт торговую гегемонию на Балтийском море. А во-вторых, потому что король Густав Адольф был воспитан ревностным (откровенно говоря — упоротым) протестантом. И вот наблюдать, как гнусные паписты утюжат славную протестантскую веру, ему никак не улыбалось.
Строго говоря, немножко уже было. Шведская историография ведёт отсчёт имперства, сиречь «шведского великодержавия» (Stormaktstiden), с начала XVII столетия.
Всё началось веком ранее, когда шведы вывалились из Кальмарской унии с датчанами и решили, что омывающее их земли море вполне может стать внутренним озером их державы. А всем остальным, особенно датчанам, придётся потесниться во имя шведского dominium maris baltici — господства на Балтийском море.
В 1561 году шведы добыли в дополнение к Финляндии север Эстонии — и понеслось. В Смутное время они отжали у русских Карелию и Ингрию с устьем Невы, затем отобрали у Речи Посполитой Ригу и Ливонию. Как только закончили с Ливонией, оказалось, что в Германии католики как раз вконец запинали единоверных шведам протестантов. И заодно датчан — главного конкурента на Балтике, что было для шведов очень кстати. А коли Дания была разбита, можно было вмешаться со всей нордической свирепостью. Датчан Густав Адольф даже пытался привлечь в качестве младших союзников. Но тамошний король был полностью разбит и совсем недавно заключил с Империей мир, а финансы находились в полном расстройстве, так что список требований датчан к вселенной пока был очень короток, и состоял в основном из пункта «Дяденьки, не бейте!». Так что из идеи союза ничего не вышло.
Были у Густава Адольфа и сугубо династические соображения. Если бы Империя окончательно смяла протестантов и консолидировалась — она вполне могла бы поддержать претензии короля польского и великого князя литовского Сигизмунда III Вазы на шведский престол. Ведь польский правитель был шведом, изгнанным из Швеции за католицизм. Вернуться он желал страстно, а Речь Посполитую видел скорее трамплином. И даже в русскую смуту влез не столько от жажды завоевать московитов, сколько чтобы разжиться ресурсами и славой для триумфального возвращения на шведский престол. Швецию он собирался очистить от лютеровой ереси и вернуть сию заблудшую дщерь католической церкви под сень Святого Престола.
Готовиться к великим походам скандинавы начали с 1611 года, когда король, только придя к власти, начал реформировать шведскую армию и милитаризировал экономику страны. По сути, он создал национальную армию. Она была на порядок надёжнее наёмников (их число доходило до 40% в шведской армии), вышколенной и вооружённой по единому образцу. Короче, вундервафля XVII века.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Правду сказать, «природные» шведы быстро погибали. Война была свирепая, никаких шведов не напасёшься, зато немцев вокруг по талеру пучок. К моменту гибели Густава Адольфа при Лютцене (каких-то два с лишним года после высадки) доля собственно шведов в его армии была уже процентов 10, много 15. Даже если считать финнов за шведов.
Немецкое дворянство поначалу воспринимало войско Густава Адольфа не как спасителей или хотя бы просто союзников, а как иностранных захватчиков, лишнюю фигуру на и без того хаотичной доске игры, которая позже получила название Тридцатилетней войны.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Современники её называли Немецкой войной.
На тот момент шестнадцатитысячная армия, быстро растущая за счёт присоединения германских и иностранных наёмников, была для них такой же опасностью, как и силы католиков. Шведы были неизвестной величиной, многие воспринимали их как полудиких варваров, только что выбравшихся из Средневековья.
Одним из немногих немцев, открыто примкнувших к шведскому королю, был Кристиан Вильгельм — бывший глава города Магдебурга, вернувшийся к власти и заявивший о поддержке шведов.
Военачальники Католической Лиги — граф Тилли и его фельдмаршал граф Паппенгейм, не оставили это без внимания. Они двинули войска к Магдебургу и осадили его. Город ждал шведской помощи, но Густав Адольф не мог её оказать из-за колебаний протестантского дворянства Саксонии и Бранденбурга, которое не могло решить, поддерживает ли оно шведов.
Магдебург пал 10 мая 1631 года — это стало, пожалуй, самым ужасным событием Тридцатилетней войны, особенно по потерям мирного населения. Убийства, изнасилования и грабежи длились несколько дней, свыше 20 тысяч жителей были преданы мечу в пьяном угаре. Эта кровавая резня и толкнула в итоге северных протестантов на сторону шведского короля.
Часть сил шведский король в Магдебург всё же послал. Самый значимым приобретением для магистрата был полковник Фалькенберг, который организовал защиту города. Правда, он же стал причиной катастрофы, постигшей магдебуржцев.
Часть городского магистрата, устрашённая армией Тилли, решила сдаться. Логично: в городе людей было меньше, чем осаждающих. Все понимали, что горожан ничего хорошего не ждёт. Все, кроме упоротых шведских военных советников. Фалькенбергу удалось уговорить или уломать продолжить сопротивление.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Вообще, отцов города тоже можно понять. Капитуляция сама по себе никаких гарантий ещё не давала. Тридцатилетняя война к тому моменту уже приняла привычный очаровательный вид, когда ландскнехты выгребали все материальные ценности подчистую, а людей пилили, жарили живьём, могли прострелить из мушкета ногу (или голову) просто ради хорошего настроения, а судьба женщин становилась настолько же очевидной, насколько и кошмарной. В общем, неудивительно, что магдебуржцы решили держаться. Но им это не помогло. Город взяли приступом, после чего армия вышла из-под контроля. Солдаты почти поголовно перепились, город то ли во время штурма, то ли в ходе тотального грабежа загорелся и довольно быстро погиб полностью. Жителей зверски пытали, пытаясь дознаться, где те спрятали ценности, или просто для удовольствия. Многие сгорели заживо в ставшем ловушкой городе. Попытки офицеров призвать людей к порядку ничего не давали. В общем, даже по меркам Тридцатилетней войны произошло нечто экстраординарное.
Магдебург грабили несколько дней, в живых осталось около пяти тысяч жителей из населения, насчитывавшего до осады тридцать тысяч.
Расправа поразила современников. Магдебург был мощным протестантским центром. Чёрт, да там сам Лютер учился! Папа Урбан VIII поздравил войска с выжиганием этого гнусного очага еретиков. Генерал Паппенгейм сравнивал взятие Магдебурга с божьей карой нечестивцам и взятием Иерусалима. А бойцы изрядно обогатились. Теперь имперская армия радостно пёрла вперёд.
Протестанты же поняли: пощады теперь не будет, надо выбирать сторону в конфликте.
Вслед за королём, свободу мы несём
Густав Адольф переправился через Эльбу и двинулся на юг, в Саксонию, чтобы объединить свою армию, которая насчитывала уже 23 тысячи человек с 16 тысячами саксонцев.
Граф Тилли со своими 39 тысячами солдат отправился на север, чтобы перехватить его. Полем битвы фельдмаршал выбрал широкую равнину возле деревни Брейтенфельд. Свою пехоту он построил в традиционной испанской манере — в 17 больших каре, где стрелки были прикрыты большим количеством пикинёров. 27 пушек разместились на холме по центру. Элитные тяжело бронированные кирасиры графа Паппенгейма построились слева, а правый фланг держал герцог Фюрштенбургский с тремя тысячами тяжёлых кавалеристов и девятью сотнями конных хорватов.
Саксония, как и Бранденбург, были нейтралами и не принимали поначалу участия в Тридцатилетней войне. Они подозрительно отнеслись к шведскому вторжению. Особенно Бранденбург, у которого были свои интересы на Балтике, ортогональные шведским. Но Тилли и император, а пуще того военная ситуация, требовали от Саксонии определиться — они за христиан или за еретиков. В смысле, к чёрту ваш нейтралитет, курфюрст, вы за то, чтобы вас грабили умеренно или с огоньком? А чтобы вопрос звучал острее, армия Тилли начала увлечённо грабить Саксонию.
Курфюрст Иоганн Георг был вообще против грабежа своих владений. От предложения Тилли он офигел и принял сторону шведов. Так у Густава Адольфа появились дополнительные 15 тысяч солдат, а Империя приобрела себе ещё одного врага.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Но Иоганн Георг Саксонский ещё не раз сменит статус в этой войне. Такой был гибкий мужчина.
Окрылённые предыдущими успехами имперцы надменно прозвали Густава Адольфа «снежным королём». Дескать, этот смешной варвар с замёрзшего края света растает в солнечном сиянии величия императора Фердинанда Габсбурга.
Растаивать шведский король не пожелал, да и вовсе оказался редкостной нордичности отморозком во главе одной из лучших военных машин Европы. Если бы не неосторожность и обычные для войны случайности, всё могло обернуться для Империи ещё хуже.
Туманным утром 17 сентября 1631 года шведско-саксонские войска вступили на поле боя и сразу оказались под пушечным огнём. Густав Адольф расположил солдат строем, известным как «шведские бригады», который сам изобрёл. Это были шесть шеренг стрелков, прикрытые отрядами пикинёров. Такой порядок позволял концентрировать ружейный огонь, но при этом иметь больше солдат в резерве, что придавало войску гибкость. Саксонцам было приказано удерживать левый фланг, на правом разместилась кавалерия.
К полудню шведские артиллеристы наконец открыли ответный огонь. На их стороне было не только количественное превосходство — шведы имели 68 пушек, — но и качественное, за счёт лучшей выучки. Шведские орудия стреляли в три раза чаще пушек противника. Два часа артиллерийской дуэли дорого обошлись плотно построенному имперскому войску. 24-фунтовые пушки рвали шеренги в клочья, нанося тяжкие потери. Но с шведской стороны аналогично страдали саксонцы, также разместившиеся в плотном строю.
Пушек у шведско-саксонской армии было даже больше — 117 орудий. Часть из них — лёгкие чугунные пушки весом менее 200 кг — были распределены между пехотными бригадами. Обычно по четыре пушки на бригаду. Это облегчило шведам отражение любых атак войск Тилли. Ибо на любую хитроумную имперскую терцию у шведов было по четыре пушки, которые не жалели картечи, стреляя в упор по наступающему противнику.
Голландцы — учителя шведов, усиливали огневую мощь именно для борьбы с испанскими терциями — своим старым и грозным, но неповоротливым врагом. Неудивительно, что и у шведов отлаженный голландский механизм сработал против имперских терций наилучшим образом. Огневая мощь именно тогда стала тем сильнейшим доводом королей и генералов, который и по сей день правит полями сражений.
В два часа пополудни Паппенгейм на левом фланге имперского построения устал от ожидания. Вопреки приказу Тилли он приказал своим кирасирам атаковать шведскую пехоту.
Семь раз они атаковали, семь раз они отступали
Кирасиры были самыми элитными воинами имперской армии. Закованные в доспехи с головы до ног, они скакали в плотном строю. Сблизившись с противником, разряжали в него пистолеты, после чего врезались в его ослабленные ряды с клинками наголо. По крайней мере, так было в теории. На практике дисциплина плавала, и часто после пистолетного залпа кирасиры отворачивали в сторону, давая выстрелить задним рядам. Продолжалось это, пока противник не оказывался достаточно слаб для рукопашной атаки. Именно так они поступили при Брейтенфельде, но шведские бригады оказались готовы к такой тактике. Подпустив кирасиров, насыщенный стрелками шведский строй встречал их смертоносным залпом всех шеренг разом. Каждый раз, когда кирасиры приближались, они натыкались на шквал пуль и откатывались назад.
Атакованный Паппенгеймом шведский фланг был средоточием шведской кавалерии. В промежутках стояла пехота. Так что любая атака кавалеристов не просто отбивалась залпами, шведские кавалеристы контратаковали. Шведы выдержали шесть атак, постоянно пытаясь контратаковать. На седьмой раз удача и выучка оказалась на их стороне, Паппенгайм был разбит.
Немецкие кирасиры Габсбургов долго считались лучшими в своём классе. До сих пор не утихают споры, кто кого заборет: крылатые гусары или имперские кирасиры. Но шведскую конницу учили рубиться с крылатыми гусарами, которые и сами это дело умели и любили. А кавалерия Габсбургов при своей огневой мощи и броне несколько отвыкла от рукопашного боя.
К тому же значительную часть шведской кавалерии составляли знаменитые финские хаккапелиты, которые компенсировали нехватку дорогой брони фирменной стойкостью и отмороженностью. Хоть гусары, хоть кирасиры… Перкеле!
В это же время на противоположном фланге уже ослабленных саксонцев атаковали кавалеристы и хорваты герцога Фюрштенбургского. Поначалу саксонская пехота держалась, но вскоре дрогнула и побежала, преследуемая противником. Тилли, запрещавший обоим своим подчинённым самостоятельные действия, теперь увидел шанс обойти шведов с фланга. Он скомандовал наступление, смещая всю свою армию вбок, чтобы охватить фланг, но солдаты в плотном строю двигались медленно. И прежде чем пехота на правом фланге смогла войти в брешь, оставленную саксонцами, Густав Адольф успел направить ей навстречу войска второй линии.
Шведы сохранили тактическое преимущество, имперские же войска оказались слишком растянуты. Центр их построения сместился вправо, чтобы избежать разрывов.
Дым от стрельбы и пыль, поднятая шагающими солдатами, снизили видимость на поле боя до нуля. Чтобы отличить своих в этом хаосе, католики выкрикивали «Отец Тилли» и «Иисус и Мария». Шведским кличем было — Gott mit uns! («С нами бог!») — старый девиз тевтонских рыцарей, распространённый в балтийском регионе с раннехристианских времён.
Собственно суть манёвра Тилли была проста — «геноссен, все на правый флаг, дожмём еретиков».
Проблема была в том, что терции перебрасывались по всему фронту на виду у противника. Их фланги оказались обнажёнными и просто-таки напрашивались на атаку. Густав Адольф был, конечно же, протестанстский мегаломаньяк, но он был умным и решительным командиром. И свой шанс не упустил — шведская армия обрушилась на перегрупировывающиеся имперские войска и просто раздавила их.
Паппенгейм вскоре был вынужден прекратить атаку. Его кирасиры на тот момент понесли самые тяжёлые потери в бою. Видя, что воины Паппенгейма отступают, Густав Адольф скомандовал контратаку.
Бегут, чтобы выжить. Так рождаются легенды
Шведская кавалерия бросилась вперёд и мгновенно обратила кирасиров в бегство, после чего ударила в неприкрытый левый фланг имперского войска. Преимущество в битве резко склонилось в сторону шведов. Теперь они обходили противника с фланга. Кавалерия герцога Фюрштенбургского была измотана преследованием саксонцев и грабежом их обоза, а теперь ей пришлось столкнуться с шведскими резервами и саксонской кавалерией. Пехота Тилли таяла под шведским обстрелом — в открытом бою, без боязни вражеской кавалерии, шведы оказались сильнее.
Когда артиллерия Тилли оказалась захвачена зашедшими в тыл шведами, битва превратилась в избиение. Тилли приказал отступать, опасаясь полного окружения. Дисциплина некоторое время сохранялась, но затем шведы подкатили свои пушки и имперцы обратились в паническое бегство.
Густав Адольф потерял примерно две тысячи своих солдат и полторы тысячи саксонцев. Католики оставили на поле боя семь тысяч убитых. Ещё шесть тысяч попали в плен и немедленно были рекрутированы в шведское войско. Тилли был ранен, но сумел спастись.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Паппенгейм, кстати, тоже. Несмотря на то, что отчанно рубился в арьергарде и якобы лично уложил 14 человек. Жутковатый был человек, но не боялся вообще ничего. Впрочем, имперской армии это уже не помогло.
Собственно, после этого поражения имперская армия перестала существовать.
От сорокатысячной группировки осталось около семи тысяч человек. Была потеряна вся артиллерия. В стан врагов императора перебежала практически вся Северная Германия. Престиж имперской военной машины упал ниже плинтуса. Надо было набирать новую армию, а денег было — кот наплакал.
В общем, если до Брейтенфельда даже Франции, спонсировавшей действия шведов и протестантских воинских формирований, казалось, что придётся опять всё делать самим, то теперь до всех дошло, что нынешняя война — это очень надолго, затратно и Габсбургам можно поломать хребет. Ну, если даже не весь, то пару-тройку позвонков — уж наверняка.
Для шведов это был громкий успех. Уже на следующий день пропагандистская машина протестантов заработала на полную. Славная победа! Божественное воздаяние за Магдебург! Северный лев одолел имперского орла! Это фактически было первое крупное поражение католиков с начала войны, что очень воодушевило протестантов по всей Германии.
Битва при Брейтенфельде не только продемонстрировала полководческие навыки шведского монарха, но и сделала Густава Адольфа настоящей звездой. Его прославляли как фигуру почти библейского масштаба, как нового Александра, который победным маршем пройдёт до Вены, а то и до самого Рима.
Протестантские земли охватила настоящая мания обожания Густава Адольфа. Мужчины стригли свои бороды «под шведского короля». Но до Вены, как вы понимаете, путь неблизкий. А враги, несмотря на перенесённый удар, были отнюдь не разбиты. В Силезии уже собиралось двадцатитысячное войско императора, и Тилли намеревался собрать новую армию, чтобы отомстить за поражение. Шведы были вынуждены встать лагерем на зиму и набрать побольше сил для грядущих битв.
Война, которая ещё несколько недель назад казалась почти законченной, разгоралась вновь. Она продлилась ещё почти два десятилетия.
Густав II Адольф ненадолго пережил свой величайший триумф. Уже 6 ноября 1632 года при Лютцене его сразили в схватке с имперскими кирасирами. Даже северным львам и гениальным полководцам не стоит лично водить конницу в атаку, если в этом нет критической потребности.
Шведская армия вскоре утратила свою дисциплину и выучку, и стала мало отличима от остальных разоряющих немецкие земли войск. Позднее на фоне военных неудач и гибели энергичного монарха шведы слишком ослабли, чтобы сдерживать имперцев. Потому в войну на последнем этапе вступила Франция — католицизм католицизмом, но Людовику XIII и кардиналу Ришельё совершенно не нужно было усиление Габсбургов.
Инди: Он был Элвисом образца 1632 года — Густав Адольф, в смысле. Можно картинки? Вот — вы посмотрите, вы только посмотрите! Все делали бороду, как у него.
Инди: Итак, Gott Mit Uns. Это, как я понимаю, было важное событие для истории Швеции. А что касается песни — как вы видите её с музыкальной точки зрения?
Пэр: Мелодия этой песни звучит очень похоже на традиционную шведскую народную музыку. И в этом состоял замысел всего альбома Carolus Rex — взять как можно больше идей и мотивов из шведского фолка.
Обычно, когда мы пишем музыку, мы вообще не думаем о теме песни. Тема вторична. Так же было и при работе над альбомом Carolus Rex. Но эта песня показалась нам очень радостной, бодрой. Мы поняли, что её полюбят. Нам придётся часто её исполнять, и всем это было по душе. Мы и сейчас её любим.
Любопытно, что при записи вокала там было несколько строк, которые пел не Йоаким. Их должны были исполнять другие члены группы, но они, как ни странно, не появились на записи.
Инди: Как ни странно. А ведь музыкант должен быть ответственным!
Пэр: И тогда утром продюсер альбома, Петер Тэгтгрен, решил спеть эти строки сам.
Инди: Один за всех, получается.
Пэр: И у него отлично получилось. Мы брали его на несколько живых выступлений, и он со сцены эти части исполнял. А если его нет, то обычно их поют гитаристы, сначала один, потом второй. А потом мы вступаем все. Так что иногда мы эту песню исполняем даже без Йоакима.
Инди: А он в это время в туалет отходит?
Пэр: В туалет или куда захочет. Вероятно, пьёт пиво, потому что, знаете, мы иногда меняем текст в песнях для смеха. А в Германии на концертах публика иногда скандирует не «Са-ба-тон!», а «Нох айн биер!» («Ещё кружку пива»). И мы…
Инди: Подожди. А у нас нет записи этой кричалки?
Вставка с записью кричалки
Пэр: И мы решили однажды изменить текст: «Пьём все вместе, пьём всегда, нох айн биер!»
Инди: Это вы недавно такое пели?
Пэр: Нет, это было довольно давно. Мы эту пенсню давно не исполняли, но я уверен, она скоро вернётся. Мы все её любим. Для нас, как для исполнителей, песни тоже бывают разные. Какие-то приятно играть, какие-то так себе. Некоторые ужасны с точки зрения музыканта, потому что их играть очень просто, но они заводят толпу. А Gott Mit Uns не такая. Её интересно играть, она поднимает настроение, и она нравится публике.
Инди: Ну и в завершение я хочу, чтобы все вокруг помогли мне. Нох айн биер!
Вместе: Нох айн биер! Нох айн биер! Нох айн биер!
Инди: Увидимся в следующий раз! Это была «История с Sabaton»! Нох айн биер!
Пэр: На этой неделе это всё, что предлагает «История с Sabaton». Если вы поддерживаете нас на Patreon, вы можете получить наши альбомы в специальном издании, с дополнениями от Инди Нейделла, где он рассказывает об исторической подоплёке песен. Удачи всем!
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.В следующей статье серии читайте о чешском герое Кареле Яноушеке, которому посвящён новый выпуск «Истории с Sabaton» >>