В наши дни сочетание «пороховые империи», давно уже приобрело характер скорее ярлыка, чем научного термина. К таким империям относят всё, что ни попадётся под руку. Почти любое государство от Ренессанса до Нового времени, в котором развитие военных технологий не сопровождалось активной модернизацией, а широкое использование пороха в нуждах армии позволяло создать обширную империю и долгое время удерживать контроль над завоёванными землями, стали называть империей пороха.
Столь всеобъемлющий термин, по сути, не объясняет ничего. Ответ на вопрос «почему возникли империи пороха?» остаётся неясным. Так что для понимания сути придётся обратиться к истории.
Ислам и прогресс
В 1974 году вышла большая книга американского историка Маршалла Ходжсона «История ислама: Исламская цивилизация от рождения до наших дней». Третий том назывался «Второй расцвет: империи эпохи пороха». В нём автор рассматривает цивилизацию ислама 1500–1800 годов, отмечая, что только мусульманское общество оказалось близко к глобальному доминированию, которого достигла европейская цивилизация.
Ходжсон обращает внимание, что ислам по сути своей крайне консервативен. Шариат является легитимной основой любого мусульманского общества и определяет его характер во всех областях, в том числе касающихся творчества и научного поиска — от искусства до развития технологий.
Нарушение норм шариата немедленно выводит отступника за рамки исламской общины и делает его злейшим врагом всякого мусульманина. Поэтому, казалось бы, в исламском обществе невозможен какой-либо прогресс. Оно обречено оставаться на уровне развития времён пророка Мухаммеда, так как всё остальное признаётся излишним и не соответствующим обычаям. Однако в истории вышло не так, и на мировой арене появились три великие империи ислама, способные к ограниченной модернизации: Османская, Персидская (государство Сефевидов) и Могольская.
Почему «пороховые империи» уникальны
Сложилась такая ситуация, что милитаризация исламских государств смогла оттеснить шариат в зону «частной жизни», сделав военно-государственную часть общества способной к модернизации и усвоению передовых на тот момент технологий. Это, прежде всего, — использование пороха в военных целях и создание больших, довольно сложно устроенных армий. В свою очередь, военные успехи позволили мусульманам создать сверхдержавы, охватившие бо́льшую часть Азии. Именно они и называются пороховыми империями.
Конец господства империй пороха связан с началом времени масштабного научного и экономического роста Запада, который оказался не по силам консервативным исламским государствам. Начиная с XVIII века они всё более отставали от мирового прогресса, в то время как Европа резко вырвалась вперёд, перейдя в XIX веке к неоспоримому глобальному лидерству.
Евроцентризм до предела
Казалось бы, в таком виде термин «пороховые империи» вполне годен к употреблению. Но в 1993 году с ним произошло интересное событие. Другой американский историк — Уильям Макнилл — выпустил сорокастраничную статью «Эпоха пороховых империй, 1450-1800», в которой упростил определение Ходжсона до уровня «государственного контроля над применением пороховых технологий» и отнёс к пороховым империям Китай, Японию и Россию.
Впрочем, в идее государственного контроля было рациональное зерно. Это позволило описать империи пороха как государства, имеющие регулярное войско, вооружённое огнестрельным оружием и артиллерией.
Несмотря на то, что Макнилл имел репутацию противника исторического евроцентризма, он выкрутил евроцентризм до предела. Все государства, лежащие за пределами Старой Европы, автоматически считаются странами ограниченной модернизации, писал он. Такая перемена, с одной стороны, существенно популяризовала термин Ходжсона, но с другой — привела к тому, что в наше время многие историки считают понятие «пороховые империи» неточным и мало что объясняющим.
История и политика
Научной дискуссии было придано политическое измерение. Так, говоря об истории русского государства, Макнилл считал: Московия, оказавшаяся в окружении врагов, пошла на ограниченную модернизацию общества, связанную с военным делом, ценой забвения личных свобод и всё большего угнетения населения.
Схожую роль порох сыграл и в Японии. Огнестрельное оружие и артиллерия смогли объединить страну, но итогом этого оказалась ещё большая её изоляция от Запада. При этом самые архаичные общественные и политические принципы сохранялись в Японии вплоть до второй половины XIX века.
В Китае положение дел было ещё хуже. Срединная империя совершенно серьёзно считала себя центром мироздания и потому отвергала нововведения, создаваемые варварами, отчего превратилась в государство «остановившегося прогресса». Современники с немалым удивлением наблюдали, как в армии империи Цин в XIX веке используются оружие и тактика XVII столетия, времён завоевания Китая маньчжурами.
Постоянное расширение сферы, которую охватывает термин «пороховые империи», довело ситуацию до абсурда. Так стали называть всё, до чего дотянутся руки и к чему можно применить ярлык ненавистного «консерватизма» — вплоть до испанской католической империи Габсбургов. Достойно удивления, что в список не попала Англия XVII века, ведь их «армия новой модели», созданная после революции, по сути есть не что иное, как регулярное войско типичной «пороховой империи».
Три неудачных примера
Очевидно, что у этих трёх примеров нет совершенно ничего общего и к понятию «империи пороха» они притянуты за уши.
Россия была европейской, христианской державой, вполне способной к самостоятельной модернизации, что она эффектно продемонстрировала как раз в XVIII столетии — в эпоху упадка классических «пороховых империй». Ориентализация русской армии была относительно недолгой (продолжаясь чуть более века) и оказалась связана с необходимостью дёшево и быстро противостоять кочевым народам, обитавшим на границах России.
В истории Китая пороховое оружие не сыграло никакой существенной роли. Консерватизм китайского общества не имел ничего общего с исламским. Более того, создание империи Цинь не несло никаких элементов модернизации, в том числе и в военном деле. Появление маньчжурской империи — это завоевание Китая чужестранцами, которые установили в государстве систему апартеида, когда неполноправным природным ханьцам запрещалось жить в землях маньчжуров и для отличия от господ необходимо было носить китайскую одежду и косичку, ставшую настоящим символом порабощения.
Япония же не может считаться «пороховой империей» хотя бы потому, что, собственно, до начала процесса реформ и вестернизации не была империей. Она не проводила активной внешней экспансии — даже не смогла полностью объединить под своей властью все японские острова. Более того, Китай считал Японию своим «младшим братом», а государство Рюкю и вовсе было вассалом империи Цин. И, что очень важно, японцы, как и русские, продемонстрировали всему миру свою высокую способность к модернизации общества.
Так каков же итог? Понятие «пороховые империи» хорошо описывает специфику модернизации исламских государств XVI–XVIII веков, но терпит катастрофу, когда его пытаются распространить за пределы мусульманского мира.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.