«И солдат, и моряк…»
Песню «Каждый хочет любить» в исполнении Валерия Леонтьева знают все. Как минимум те, кто застал конец девяностых. Тогда, казалось, она звучала из каждого утюга. В концертной программе «Фотограф сновидений» 1999 года преданные фанаты артиста с волосатым декольте могли услышать её наряду с такими хитами, как «Акула из Гонолулу», «Санта-Барбара» и «Сексуальные сны». Прочие граждане — лицезреть по телеящику во время очередного концерта к какому-нибудь Дню милиции или железнодорожника.
«Каждый хочет любить, и солдат, и моряк»… Текст песни про югославского солдата и английского матроса у многих вызывал недоумение. Где, в каком порту могла встретиться такая причудливая пара? В каких барах подают «огненный спирт и запененный квас»? Что за экзотика с югославским солдатом? Английский матрос — хорошо знакомый образ. А югослава-то почему в текст засунули?
Кто-то видел в песне намёки на югославский конфликт, а конкретно — бомбёжки странами НАТО Сербии. Кто-то пацифистский гимн гомосексуальным отношениям — сценический образ исполнителя давал основания.
Правда оказалась гораздо интереснее.
Стихи о войне
В 2009-м году в одном из интервью Леонтьев признался, что «текст написан в 1914 году в окопах Первой мировой войны». На самом деле это не так — певца давно разоблачили.
Поп-хит 90-х начинает восприниматься совсем по-другому, если найти оригинал. Написал его выдающийся поэт русской белогвардейской эмиграции и симпатизант харбинской «Русской фашистской партии» Арсений Несмелов. Более того, это первые стихотворные строки, который поэт подписал таким именем. Опубликовали их в 1920-м году во Владивостоке под названием «Соперники». Позже, в 1938 году в Харбине, Несмелов назвал стих уже по-другому — «Интервенты».
Арсений Несмелов
Арсений Несмелов (настоящая фамилия Митропольский) в дальнейшем стал одним из наиболее известных поэтов харбинской ветви русской эмиграции. Бывший офицер царской и колчаковской армий. С августа 1914-го по апрель 1917 года он в составе одиннадцатого гренадерского Фанагорийского полка бился на Западном фронте. Участник Великого сибирского ледяного похода. После оккупации Японией Манчжурии сотрудничал с японской военной разведкой. После вступления Красной армии в Харбин арестован. Умер в сентябре 1945-го в камере фильтровочно-пересыльного лагеря на станции Гродеково.
Эта песня — о войне, но не в Югославии, а в России. Точнее о тех, кто оказался на чужой для них войне. Но, видимо, чтобы у слушателей не возникало столь мрачных ассоциаций, текст слегка изменили. Так, один из соперников за сердце «быстроглазой швейки» — «серб, боснийский солдат» — стал аморфным югославом, а из песни выпали важные строки, недвусмысленно указывающие на локализацию событий:
Закурили, сказав на своём языке
Каждый что-то о том, что Россия — болото.
Загорелась на лицах у них позолота
От затяжек… А там, далеко, на реке,
Русский парень запел заунывное что-то…
Каждый хмуро ворчал на своём языке.
«Из какого сора растут стихи…»
О том, как появились эти строки, мы знаем точно. Благо сам Арсений Митропольский отчетливо запомнил тот день, когда он стал поэтом Арсением Несмеловым.
Стоял апрель 1920 года. Поручик разбитой колчаковской армии Митропольский приехал во Владивосток не в лучшем расположении духа. В то время власть в столице Приморья держала «красная» Приморская областная земская управа. Иметь с ней дело не очень хотелось. Однако поддельный паспорт на имя писаря охранной стражи КВЖД помог лечь в госпиталь в районе с живописным названием Гнилой угол. А уже следующей ночью (с четвёртого на пятое апреля) власть в городе захватили японцы.
Поручика это весьма приободрило. Как бы странно это ни прозвучало, именно японский путч, сопровождавшийся разоружением красных частей по всему Дальнему Востоку, боестолкновениями и расстрелами непокорных, стал источником вдохновения для стихов о том, что «каждый хочет любить».
Как признался позже сам Митропольский, он на радостях от стрельбы японцев по «красным» без особого труда набросал на выпрошенной у фельдшера рецептурной бумаге текст «Соперников». Вывел имя — «Арсений». В памяти мелькнуло лицо погибшего под Тюменью друга. «Пусть живёт в моих стихах», — решил поэт и дописал «Несмелов».
Уже через три дня строки с этой подписью опубликовали в «Голосе Родины». А затем стихотворение про интервентов позволило Несмелову стать редактором русского листка газеты «Владивосток Ниппо» — официоза японского оккупационного корпуса в Приморье. Произведение пришлось по вкусу редактору-издателю газеты Реоносуки Идзуми. Он как раз искал тех, кто мог бы объяснить обывателям, почему без японцев Владивосток пропадёт.
«Чёрный сербский солдат»
Стихотворная зарисовка из жизни русского города времён войны и интервенции, написанная Несмеловым, интересна тем, что запросто могла случиться в жизни. Город написания стихов — Владивосток. Английские интервенты впервые ступили на его землю уже в апреле 1918 года и пробыли здесь два года. За это время они вполне могли встретить в столице Приморья и сербских солдат.
Сербские офицеры во Владивостоке
Официально Белград войска в Россию из Европы, конечно, не перебрасывал. Зато в нашей стране после 1914 года оказалось довольно много военнопленных из южнославянских народов: сербов, хорватов, словенцев. Из них сформировали две пехотных дивизии, осенью 1916 года вошедшие в 1-й сербский добровольческий корпус. Несмотря на название, служить здесь могли не только сербы, но и хорваты, и словенцы, уроженцы многоэтничной Боснии, оккупированной Австро-Венгрией, и даже чехи.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
Этническая разношёрстность состава не лучшим образом сказывалась на дисциплине. Особенно это было характерно для военнослужащих 2-й сербской дивизии, куда военнопленных зачастую мобилизовывали насильно. Попойки, приставание к женщинам и оскорбления русских сослуживцев были обычным делом.
Часть сербов ещё до начала гражданской войны удалось отправить на Салоникский фронт через Архангельск. Другую группу — точнее, бригаду 1-й пехотной дивизии — большевики в ноябре 1917 года «завернули» в Вологде, после чего она направилась во Владивосток.
Там же к 1920-му оказались и представители большинства сербских формирований, сражавшихся на стороне белых в Гражданской войне. Причины — практически идентичные тем, что были у чехословацкого корпуса: Брестский мир, выполнение союзнических обязательств перед Антантой и возможность эвакуироваться в Европу лишь через Транссиб и Владивосток.
Сербские военнослужащие в рядах Международной военной полиции во Владивостоке (источник фото)
В апреле 1920 года всё, что осталось от этих частей, объединили в Югославянский полк, разместившийся на станции Вторая Речка во Владивостоке. К августу их эвакуировали. Месяцем ранее город покинули англичане. Однако в момент появления во Владивостоке поручика Митропольского уход и тех и других стал уже давно принятым решением. К апрелю 1920 года ни англичане, ни сербы не участвовали в боевых действиях. Солдатам и матросам оставалось лишь пьянствовать и искать любовь среди представительниц местного населения разного уровня социальной ответственности.
Другим направлением, где пересекались британцы и югославы в ходе Гражданской войны в России, был русский Север, а конкретно — нынешняя Мурманская область. Британцы там высадились в апреле 1918 года. Сербов изначально хотели отправить на Салоникский фронт, но угроза стратегически важному порту и складам оружия со стороны немецких войск в Финляндии и финских союзников заставила их задержаться. На этом направлении действовали военнослужащие из состава бывшей 1-й сербской дивизии.
В Кандалакше даже сохранилась могила сербского солдата Гойко Томича родом из Боснии.
Могила сербского солдата в Кандалакше (фото: Александр Рыбин)
Можно было увидеть сербов и в самом Мурманске, хотя преимущественно они охраняли ведущую в город железную дорогу. Так что и здесь встреча «чёрного сербского солдата» с английским моряком в кабаке была вполне вероятна — хотя и в меньшей степени. По крайней мере, до октября 1919 года, когда англичане и их союзники покинули Мурманск.
Сербы, шотландцы и добровольцы Мурманской армии на станции Сорока (лето 1918) (фото: Архив Тучкова А. И. )
С тех пор английские моряки, в том числе и военные, не раз побывали в России. Мы же всё-таки были союзниками во Второй мировой. А вот наткнуться на «югославского» — и даже сербского — солдата, что в Мурманске, что во Владивостоке, у них вряд ли бы получилось.
Может оно и к лучшему. Последний раз они встречались там не в самых лучших для нашей страны обстоятельствах.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.