Первая мировая война стала тяжёлым испытанием для всех европейских армий. Они столкнулись с невиданным ранее характером боевых действий. Война продолжалась не прекращаясь, день за днём, год за годом.
Фронтовая мясорубка перемалывала солдат, выбрасывая в тыл «отработанный материал» и требуя новых людей.
Новобранцы, только что призванные служить, готовились в тыловых гарнизонах. После нескольких месяцев учёбы из них формировали маршевые роты, которые отправлялись на фронт, вливаясь в состав войск. По мере продолжения войны именно тыловые части стали тем слабым звеном, с которого началось разложение армии.
Но как же выглядел этот процесс? В наших руках оказались архивные документы, рассказывающие о положении дел в нескольких русских губерниях к северу от Москвы. Используя их, попробуем представить, с какими проблемами столкнулась русская армия в 1916 и 1917 годах.
Почему армия разложилась?
Как ни странно, одним из важных факторов, приведших к падению дисциплины в тыловых частях, стал позиционный характер войны. Даже после отступления 1915 года немецкая армия была остановлена на границах.
Россия потеряла Польшу, Литву и Курляндию. Но эти земли не расценивались в народном сознании как серьёзные потери. Немец был остановлен, и казалось, что этого не изменить.
В русском обществе не появилось ощущения опасности войны, при котором весь народ должен сплотиться ради выживания. К примеру, Отечественная война 1812 года, когда враг дошёл до Москвы и взял вторую столицу империи, такое чувство вызвала немедленно — всякий русский понимал, что мы вот-вот можем проиграть французам.
Но в этот раз фронт стоял прочно — и при этом неумолимо продолжал требовать всё новых пополнений. В итоге к 1916 году в крестьянской среде распространилось мнение, отмеченное многими современниками — от мемуаристов, до жандармских офицеров: «Мы вятские (тульские/ пермские и т. д.) — до нас немец не дойдёт». Ощущение войны как общенародного дела постепенно пропадало.
Офицер или революционер?
Другой проблемой стало резкое падение уровня командного состава армии. Из-за больших потерь кадров появилась необходимость быстрого производства офицеров военного времени.
Выпускники саратовской школы прапорщиков (источник фото)
Их готовили на ускоренных курсах военных училищ и в школах прапорщиков. Чтобы получить золотые погоны, было достаточно среднего образования. В изначально кастовый и очень закрытый для посторонних русский офицерский корпус, который пополнялся заметной частью представителями старых военных династий, широким потоком полились разночинцы.
Народ отметил это меткой и очень злой частушкой: «Раньше был я дворником, звали все Володею, а теперь я прапорщик — ваше благородие!».
Офицеры военного времени очень остро чувствовали свою ущербность. Они не могли сделать военной карьеры, им были закрыты чины выше капитана. В результате среди младших командиров оказалось немало сторонников революционных партий. Этому способствовало происхождение из низов образованного класса и ощущение того, что дверь «социального лифта» должна захлопнуться прямо перед их носом.
Такие люди уже были достаточно грамотными, чтобы внимательно читать прокламации революционных партий, но недостаточно образованными, чтобы сделать из этого самостоятельные выводы.
Призывники, вырванные из привычной среды обитания, и критично настроенные младшие офицеры создали взрывоопасную смесь.
В 1916 году для пополнения фронта было решено призывать на службу студентов, а затем осуждённых за преступления и политически неблагонадёжных лиц. Это было всё равно что официально направить в армию революционных агитаторов.
Симптомы болезни
В ноябре 1916 года произошли волнения солдат Ярославского гарнизона. Всё началось с отказа ехать на фронт части пехотинцев 254-го запасного полка, к которым быстро присоединились солдаты 209 полка.
Как выяснилось потом, возмущение тщательно готовилось двумя большевиками — Громовым и Гарновским, которые оказались в армии и за время обучения успели распропагандировать сослуживцев. Для подавления были подняты солдаты 210-го запасного полка, но, столкнувшись с возмущённой толпой, они отказались применять силу.
В жандармском отчёте отмечалось, что бунтовщики кричали стоявшим напротив них вооружённым солдатам: «Нам всё равно, где умирать, — здесь или на войне».
Когда недовольных всё же удалось уговорить разойтись по казармам, начались допросы. Но зачинщиков выступления никто не выдал, а военное руководство решило повременить с отправкой пополнений на фронт, опасаясь их влияния на армию. Фактически солдаты добились своего. Они продолжали спокойную тыловую жизнь.
В маленький провинциальный городок Галич соседней Костромской губернии в это же время из Петрограда был выслан 181-й запасной полк. Причина — отказ участвовать в подавлении рабочей забастовки. Никто не был наказан, полк просто убрали подальше от столицы. Губернатор Костромской губернии в конце 1916 года встревоженно писал в департамент полиции, что армия настроена против властей и в случае беспорядков окажется на стороне восставших.
Перед взрывом
В начале 1917 года ситуация в двух соседних регионах вроде бы стабилизировалась. Явных выступлений не было, но документы гарнизонов свидетельствуют, что дисциплина нижних чинов была очень далека от идеала. Солдат задерживали за пьянство, шум на улицах и самовольный уход из казарм. Наказания за эти недопустимые в военное время проступки были самые мягкие.
Начальник ярославского гарнизона генерал-майор Голицынский 11 января встретил нескольких солдат стоящими в очереди за табаком прямо в часы установленных занятий. Нижние чины вели себя дерзко, а вызванный отряд 210-го полка вместо того, чтобы арестовать нарушителей, лишь мило пообщался с ними и даже не стал спрашивать увольнительные билеты.
К февралю пришлось принимать особые меры, чтобы изолировать нижние чины ярославской и костромской дружин ополчения от общения с солдатами запасных полков. Последние действовали на ополченцев разлагающе.
Первого февраля в приказе новоназначенного гарнизонного начальника генерал-майора Правоторова отмечалось: личный состав массово покидает казармы без разрешения командиров, трактиры наполнены солдатами, а военные дозоры, которые должны следить за порядком на улицах, не принимают никаких мер. С девятого февраля вышел приказ назначить постоянный караул у места квартирования неблагонадёжного 209-го полка.
На рубеже 1916–1917 годов военная цензура фиксировала резкий подъём антивоенных настроений у солдат. Они писали родственникам, что не понимают смысла войны и единственное, чего желают, так это возвращения домой.
В первые дни после революции
В феврале 1917 года в столице начались волнения гарнизона, очень быстро переросшие в революцию. О петроградских событиях в провинции узнали очень быстро: 28 февраля телеграмма поступила в Кострому, а первого марта — в Ярославль и Владимир.
Некоторое время в обществе царило непонимание того, что же произошло, и лишь появление третьего марта официальных представителей из Москвы подтвердило свершившийся факт — царская власть пала.
Февральская революция
С первыми вестями о беспорядках солдаты начали создавать Советы. Первый появился в Ростове Великом ещё первого марта. На следующий день подобные органы управления возникли в Костроме и Ярославле, третьего марта — во Владимире.
Во главе Советов встали представители революционных партий, прежде всего меньшевики, которые обладали в этих губерниях наиболее сильными партийными организациями. С этого момента стало ясно: солдатские органы будут настроены против властей — они превратятся в ту силу, которая начнёт постоянно подталкивать развитие революционных событий на местах.
Первоначально в Советы были избраны несколько офицеров, но под воздействием революционных агитаторов их очень скоро оттуда удалили. Дескать, совет же солдатский, офицерам там делать нечего.
Вслед за «Приказом № 1»
Большевик Николай Доброхотов, вошедший в исполком ярославского Совета, вспоминал, что его заседания превращались в настоящий митинг, на который свободно приходили солдаты, немедленно оказывающиеся под воздействием революционных лозунгов.
После выхода первого марта знаменитого Приказа № 1 уже ничто не могло помешать разложению армии.
В Костроме власти попытались обуздать революционные процессы и ограничить деятельность Советов и их права. В ответ солдаты 88-го запасного полка вышли на митинг, а затем объявили о вооружении ротных солдатских комитетов «для борьбы с силами контрреволюции». Комитет общественной безопасности испугался применения оружия и сдался.
Новые органы очень быстро почувствовали свою силу. Так, в Ярославле Совет потребовал у комитета общественной безопасности сместить командира 254-го полка как контрреволюционера и настаивал на том, что солдаты вправе выбрать себе нового.
Идея, немыслимая для воюющей армии!
Начались первые преступления. Уже в марте на улицах стали ловить и избивать офицеров, а восьмого марта в Рыбинске убили жандармского полковника Сергеева. Командир 210-го полка полковник Парийский отмечал, что резко упала религиозность солдат, которые даже в большой праздник Благовещенья вместо посещения церкви отправились гулять по городу.
Разложение гарнизонов началось
Хотя гарнизоны продолжали отправлять на фронт пополнения, свидетели отмечают: проводы маршевых рот проходили в крайне напряжённой атмосфере. Руководство Московского военного округа сообщало, что солдаты, следующие на фронт, замечены в неоднократных бесчинствах на станциях следования. При этом у местных властей не было сил и возможности провести следствие и наказать виновных.
Неподчинение командирам принимало всё более широкий масштаб. Так, уже в апреле рота прапорщика Дедюлина из 87-го полка отказалась выйти на учения. Сам командир с грустью констатировал полное падение воинской дисциплины и неспособность офицеров справиться с солдатами: «Какое теперь к чёрту начальство! Дрожат все, как овечьи хвосты».
В Ярославском Совете большевик Зиновьев-Васильев обвинял офицерство в контрреволюции и призывал к неповиновению. При этом часть офицерских чинов, напротив, заняла самые радикальные позиции. Например, прапорщик 211-го полка Ворохов оказался большевиком, завладел суммой, выделенной на полковую библиотеку, отправился в Петроград, откуда привёз подписку на большевистские газеты и целую груду агитационной литературы.
От беспорядков к отказу подчиняться
Уже в апреле и мае в Ярославской, Костромской и Владимирской губерниях начался рост популярности большевиков — самой радикальной революционной партии. Всё чаще на митинги и демонстрации солдаты выходили под большевистскими лозунгами. Это сопровождалось окончательным падением дисциплины, на которую теперь не обращали внимания.
Когда 17 апреля солдаты Кинешемского гарнизона взломали дверь винного склада и устроили попойку фантастического масштаба, революционеры объяснили разгром «происками контрреволюции и тёмных сил».
Уже в мае солдаты 88-го полка, стоявшего в Костроме, отказались ехать на фронт. В июне за ними последовал 202-й полк. Наказывать снова никого не стали, и революционные нижние чины остались в тылу. Полк удалось отправить на фронт лишь в августе, когда он поротно был выведен за город, где солдаты принуждались к посадке в вагоны.
Отправка на фронт
В Ярославле Доброхотов (из исполкома Совета) свидетельствовал: гарнизон распропагандирован «до отказа». Полковые канцелярии были взяты штурмом, оттуда забрали печати и бланки.
После этого Доброхотов стал выдавать всем желающим отпускные билеты, подписанные им без всякого на то права, но зато проштампованные официальными печатями.
Во Владимире солдаты было отказались отправляться на фронт, но после того, как с верными частями прибыл командующим Московским округом генерал-майор Александр Верховский, были вынуждены подчиниться под угрозой применения броневиков и артиллерийских орудий.
Неудачное июльское наступление 1917 года стало сигналом к полному прекращению военной деятельности тыловых гарнизонов. Теперь они окончательно превратились в митингующие массы с оружием в руках и стали опорой революционных партий. Не случайно именно тыловые солдаты оказались одной из самых главных сил, на которые опирались большевики во время октябрьского переворота в столице и потом полагалась новая революционная власть.
Впрочем, вскоре большевики поняли, что эта опора крайне ненадёжна. Ведь солдатами двигало лишь одно желание — вольно жить в тылу, находясь на полном обеспечении и прикрываясь лозунгами о свободе и борьбе со старым режимом. Так завершился процесс краха русской императорской армии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.