Много сейчас говорят о недостатках Красной армии и ошибках в её строительстве. Так как же с высоты сегодняшнего дня, со знанием истории, можно было создать Красную армию так, чтобы она оказалась наиболее эффективной во Второй мировой войне?
Глобальной проблемой Красной Армии был крен в сторону количества в ущерб качеству. Слишком много дивизий. Слишком много танков. Слишком много самолётов.
Увы, это проблема «Золотой Антилопы»: «Золота не может быть слишком много!» Когда империалисты выстреливали по пять миллионов снарядов за несколько часов, выпускали танки тысячами, а самолёты — десятками тысяч в год… Поневоле схватишься за голову. Причём «сделаем во время войны» не работало — глядя на пример России-которую-мы-потеряли.
Так попытки «запастись танками в мирное время» были бесполезны, когда бронетехника устаревала буквально за пару лет. С самолётами ситуация была ещё хуже.
Главной проблемой Красной армии и СССР вообще — что до войны, что во время — были КАДРЫ! В первую очередь — низшего и среднего звена. Любая правильная организация, снабжение и так далее разобьются о командира полка, который посадит танки в болото, заставит артиллерию растратить снаряды впустую, а затем положит людей в атаке на неподавленную оборону.
Кстати, как показывает практика, эта проблема уходит корнями ещё в РКМП.
Евгений Башин-РазумовскийЭксперт по историческим вопросам
От себя замечу, что РКМП и РККА вообще имели массу схожих по характеру проблем. При всей внешней несхожести.
(К сожалению, экономика СССР имела не безграничные возможности — потому, например, огромная по численности артиллерия Красной армии всю войну выстреливала меньше боеприпасов, чем немецкая. Просто потому, что этих самых боеприпасов не хватало.
Примерно та же беда была с топливом для самолётов, да и для танков. К тому же просто не успевали готовить лётчиков, танкистов и артиллеристов. Все 30-е годы (особенно до второй половины) стандартным опытом для человека, вышедшего из училища, было 30 часов налёта.
Аналогичную подготовку в фильме «В бой идут одни старики» герой Быкова справедливо охарактеризовал «взлёт-посадка». У немцев же программа предусматривала почти на порядок бо́льшее количество лётных часов. Наконец, частая смена поколений самолётов принуждала их часто заменять, а это не удавалось. В итоге в 1941 году истребителям приходилось идти в бой против новейших Bf-109F-2 на допотопных И-16 тип 5, устаревших и морально и физически. С такой матчастью можно было разве что геройски умереть.
Такая ситуация была неизбежна при попытках одновременно держать порядка 20 тысяч самолётов, когда промышленность, несмотря на все усилия, давала всего несколько тысяч в год — и то в ущерб качеству. Старые самолёты просто не успевали заменять.
А в 1932 году о 22 июня 1941 года не знал никто. Но что «война на пороге» — знали все.
Есть нюанс. Попытка качественного соревнования с Западом — это верный проигрыш просто потому, что «у слона всё равно толще». ЛаГГ хоть формально и был новее И-16 в 1941-м, но с новым «мессером» при прочих равных не справился бы.
Поэтому ставка на большую численность выглядит как раз более оправданной. Стоит напомнить, что практиковал её не только СССР, но и те же США, которые завалили «тигров» и «пантер» толпами «шерманов».
(Ну так у нас будет толпа И-15, которые всё равно боевой ценности не представляют, с лётчиками уровня «взлёт-посадка». Сильно помогла нам численность в 1941-м? Если бы в 1940 году от авиазаводов не требовали гнать вал, то и новые истребители появились бы раньше. И если бы не было безумных требований по численности, то и лётчики имели бы лучшую квалификацию.
По факту получалось, что на бумаге у нас подавляющее превосходство, а на деле делаем то же количество вылетов, что и немцы. И делаем мы их на самолётах, половина из которых — бесполезное барахло, и немцы творят в воздухе, что хотят, ведь наши лётчики не могут даже на относительно хорошей технике им противостоять из-за слабой подготовки.
Итак, критерии «границы сверху» для техники: успеть за год-два заменить старую матчасть и подготовить лётчиков с налётом раз в пять больше, чем в реальности. Если ежегодное производство боевых самолётов — порядка трёх тысяч, то верхняя планка — шесть тысяч. И лётчиков потребуется как раз где-то в четыре раза меньше, а учить их можно дольше. Уменьшение количества выпускаемых машин позволит отказаться от замены металла на дерево там, где это сделано ради экономии.
Если говорить про типы, то, конечно, наличие истребителей-бипланов в конце 30-х — это архаизм. Следовало бы перейти на скоростные монопланы, но по ряду причин самолёты нового поколения пошли в серию только в 1941 году.
Очень плохо, что СССР так и не получил массового и хорошего фронтового бомбардировщика. Пе-2 имел очень малую боевую нагрузку и множество недостатков, связанных с переделкой из истребителя. ДБ-3 был устаревшим. Возможно, стоило бы сосредоточиться на развитии Ар-2. Конечно, аналог «Бостона» не получился бы, но не было бы и проигрыша по тоннажу сброшенных бомб.
Пе-2 (источник фото)
У СССР к началу войны имелся очень неплохой бомбер — Су-2. Для более дальних и тяжёлых бомберов не хватало, прежде всего, кадров и инфраструктуры, а не самих самолётов.
То, что от Су-2 отказались в пользу Ил-2, было большой ошибкой. Но всё-таки Су-2 и Ар-2 — самолёты разных задач.
Стоило полностью отказаться от штурмовиков. Бронирование всё равно не спасало от зенитного огня — даже И-153 в 1941 году оказались куда более живучими.
Это не так. Основная задача бронирования Ил-2 — выжить при обстреле с земли из винтовочного калибра, и эту задачу они вполне себе выполняли. Не стоит забывать, что у нас увы, одна из основных задач ВВС, танков и вообще — морально подпирать пехоту, а для этого надо как раз висеть над передним краем.
Шансов попасть под огонь пехоты всё равно практически не было. Ещё раз: И-15/153 показали себя менее уязвимыми, чем Ил-2. Потому что И-153 обладал лучшей манёвренностью и набирал за боевой разворот бо́льшую высоту — достаточную для атаки с пикирования, что позволяло меньше находиться в зоне зенитного огня.
Однако если постоянно работать по переднему краю, то шансы ещё как были. Кроме того, тут работает «ошибка выжившего». Надо сравнивать ещё и цели, а не только налёт на потерю. То, что финны успешно применяли старые бипланы в роли штурмовиков (до 1944 года), не делает их вундерваффе.
Примерно те же расчёты верны и для танков. Чтобы заменять устаревшие танки новыми вовремя, их количество не должно превышать производства за год-два. Иначе ситуация, когда в 1935 году рядом с новыми БТ служат уже ни на что не годные Т-27, а в 1941-м рядом с КВ в бой идут двубашенные Т-26, будет неизбежной. К тому же уменьшение числа и количества типов танков позволит улучшить вечно катастрофическую ситуацию с запчастями и ремонтом.
А каких танков? В 1932 году новый танк — это Т-26. В 1941 году — КВ-3 и Т-50. Причём каждый раз под них придётся переделывать буквально всё.
Лёгкий танк Т-50 (источник фото)
Вообще-то для того, чтобы вовремя менять танки и поставлено ограничение сверху на танки.
Стрелковые войска Красной армии, как, впрочем, и вся армия, были сильно переразмерены. На такую численность войск не хватало стрельбищ, казарм… порой даже боеприпасов (особенно в артиллерии) и топлива. Иногда в дефиците были даже сапоги, что срывало процесс обучения: разутые бойцы сидели в казармах.
Порочной была система «территориальных» дивизий, куда бойцы призывались лишь на небольшой период, а основное время проводили дома на сельхозработах. Обучившиеся чему-то солдаты быстро забывали умения.
Безусловно, переход к кадровой системе был неизбежен и останавливался недостатком средств и желанием «раздуть» армию. Точно так же излишне велик был и тройной коэффициент развёртывания во время войны. Дивизии с началом мобилизации должны были превратиться в корпуса. От этой системы отказались в 1939 году, но стоило бы сделать это раньше.
Дорогостоящие эксперименты с воздушно-десантными войсками и «водниками» закончились практически ничем. «Крылатая пехота» бо́льшую часть войны провела в качестве просто стойкой пехоты, да иначе при слабости транспортной авиации быть и не могло. «Водники» же, похоже, не применялись вообще ни разу. От подобных экспериментов стоило бы отказаться, как и от некоторых экзотических образцов вооружения, — например, от телетанков или динаморакетных пушек.
Как раз от телетанков отказываться не стоит. Надо просто осознать, что оптимальное назначение дистанционно управляемой техники в то время было учебным. До американских «по тысяче беспилотных мишеней расходуем в месяц» (в 1945 году), конечно, не дошли бы, но любые мишени, адекватно воспроизводящие настоящую технику, — это огромный плюс.
Ошибкой стало переформирование кавалерийских дивизий в моторизованные и стрелковые войска. В результате Победу кавалерия встретила с намного бо́льшим числом дивизий и корпусов, чем в начале войны. В условиях дефицита автомобилей и наличия большого количества лесов на театре военных действий кавалерия показывала себя весьма эффективной.
Кавалеристы 3-го гвардейского кавалерийского корпуса на подступах к городу Алленштайн, 1945 год (источник фото)
Поговорим о стрелковом вооружении Красной армии.
Как говорил в похожей ситуации один известный комик, есть два варианта — реалистичный и фантастический.
Начнём, как водится, со второго.
Для пистолетов и пистолетов-пулемётов нужно было принять патрон 9×19, как и рекомендовала Комиссия ГАУ по итогам испытаний. Общность калибра с винтовочно-пулемётным вооружением, как показала практика, не имеет принципиального значения, зато патрон калибра девять миллиметров обладает бо́льшим останавливающим действием при сравнимой эффективной дальности. Наиболее важное его преимущество — форма, близкая к цилиндрической, позволяющая изготавливать прямые коробчатые магазины (патрон 7,62×25 требует более сложной изогнутой формы). В качестве основного пистолета стоило принять вариант кольта 1911 под 9-мм (испанский «Стар», польский «Вис»).
9-мм «Вис» и «Стар»
С позиции послезнания оптимальным вариантом видится переход на новый винтовочно-пулемётный патрон — без пресловутой закраины и с более удачными характеристиками как по конусности, так и по импульсу. Время промежуточных пока не пришло, но из имеющихся наиболее интересным вариантом выглядит шведский 6,5-мм — тем более, что закупить у Швеции нужную оснастку в начале 30-х не составило бы особой проблемы.
Этот патрон можно было принять для винтовок (в том числе новых самозарядных) и ручных пулемётов. Для станковых и снайперских винтовок, по примеру тех же шведов, можно было взять четырёхлинейный (порядка 10 мм) патрон — это дало бы серьёзное преимущество в дальности над оружием противника стандартного винтовочного калибра и одновременно снизило бы потребность в крупнокалиберных (12,7 и 14,5) пулемётах.
Кроме того, нужно было ускорить разработку эрзац-патронов со стальной гильзой до создания нужных лаков — с ограниченным сроком хранения (утилизация в ходе учебных стрельб).
К сожалению, из-за… хм, сложных экономических условий СССР начала 30-х годов убедить руководство страны в необходимости всех этих мероприятий вряд ли бы получилось. Поэтому, скорее всего, пришлось бы ограничиться минимальными изменениями.
Пистолет ТТ стоило доработать путём установки на рамке неавтоматического предохранителя и защёлки магазина вместо кнопки; кроме того, нужно было разработать на его базе пистолет с магазином повышенной ёмкости.
Для «Максима» — принять металлическую ленту и отменить для новых пулемётов требование о совместимости со старой матерчатой лентой.
Пулемёт ДП-27 — модернизировать до уровня ДПМ (перенос возвратной пружины из-под ствола и т.д.), в идеале — до РП-46 (с приёмником под ленту).
Принять на вооружение автоматическую винтовку Дегтярёва в самозарядном варианте. Разработки Токарева и Симонова продолжить в направлении создания лёгкого самозарядного карабина. Ускорить создание нового станкового пулемёта со стволом воздушного охлаждения под переносной трёхногий станок.
Под 12,7-мм — ускорить разработку крупнокалиберных пулемётов (ДШК) и лёгких противотанковых ружей (в реальности работы таки начались в середине 30-х; долгое время заняла выработка патрона 14,5 из-за завышенных требований военных к пробиваемости). Наличие лёгкого ПТР позволило бы насытить ими войска и снизить для противника возможности применения машин противопульного бронирования.
12,7-мм крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва-Шпагина (источник фото)
Итак, армия должна была быть кадровая и состоять из того количества дивизий, что составляют армию в военное время. Постепенно её предстояло расширять, но не таким бешеным темпом, как это делалось в 1930-е годы. Пожалуй, к 1941 году можно было бы иметь двух-трёхмиллионную армию, где-то порядка 200 дивизий, и развернуть её в два раза с началом мобилизации.
Девяносто танковых и моторизованных дивизий были особенно непосильны для СССР. Если считать состав танковых сил в шесть тысяч машин, то половину стоило бы оставить для непосредственной поддержки войск в танковых бригадах — которые расформировали совершенно зря, как показала практика. На танковые дивизии осталось бы порядка трёх тысяч танков. Это дало бы десять ТД, зато полностью оснащённых техникой.
Отказ от безумных 90 дивизий сэкономил бы порядка 150 тысяч автомобилей и тягачей. Это позволило бы полностью укомплектовать транспорт для подвижных соединений и, может быть, даже увеличить долю автотранспорта в стрелковых дивизиях. А ведь подвоз боеприпасов — одно из больных мест нашей армии! Зачастую именно их недостаток приводил к штурмам неподавленной обороны и громадным жертвам.
На бумаге уменьшение численности войск выглядит ужасно. Но если честно, боевая ценность танковой дивизии, чья артиллерия отстала из-за отсутствия адекватного транспорта, чьи танки наполовину разбросаны по дорогам из-за недостатка топлива и поломок, а экипажи садятся за рычаги чуть ли не в первый раз, невелика.
Вот куда почти не стоило бы лезть, так это в медицину. Проблема нехватки кадров в начале войны была бы острейшей, но тут уж ничего не поделаешь — столько травматологов страна не подготовит, хотя бы за отсутствием практики. Можно, конечно, было бы предложить вчитаться в опыт французов, и в 1939 году (а не в 1942-м) ввести систему госпиталей для легкораненых — армейских и фронтовых, а также контрольных эвакогоспиталей на путях погрузки. И попытаться улучшить систему учёта врачей-специалистов в мирное время.
А так — «всё правильно делали».
Опыт 1941 года даёт и обратные примеры. Танковая дивизия Васильева (в которой служил сын Сталина) не потеряла артиллерию, не оставила свои КВ и Т-34 на дорогах… и всё равно за несколько дней убилась о немецкую оборону без особого эффекта.
Влезу как географ. Страна у нас большая, а дорог… Поэтому даже одна супердивизия физически не успеет заткнуть дыры везде. Особенно с учётом союза Германии и Японии, а также «гадящей англичанки» (в наиболее вероятных врагах ещё ранее). Хотя сама идея мне нравится — но «на практике такой скорости не даст». Ах да, ещё нам потребуется много танков — без них пехота просто не выдержит удара.
(Ещё одна возможность для улучшения эффективности армии — это связь. Стоимость радиосредств невозможно сравнить со стоимостью танков, пушек, артиллерии. Но эффективность действия порой зависит именно от радиофикации. Зачастую артиллерия не могла помочь просто потому, что не знала, куда стрелять.
Проводная связь в бою не столь мобильна и часто рвётся. Увы, финансирование этой отрасли производилось почти что по остаточному принципу. На деньги, которые потратили на производство тысяч пушек, можно было подготовить специалистов радиодела, увеличить их производство и качество. Однако радиостанции не так впечатляюще смотрятся — что на парадах, что в статистических таблицах.
Ещё более малозаметны другие средства артиллерийской инструментальной разведки. Меж тем, отсутствие грамотного управления огнём раз за разом приводило к ситуации, когда при подавляющем численном превосходстве заставить замолчать вражескую артиллерию не получалась, и она вываливала тысячи тонн боеприпасов на головы нашей пехоты, вызывая опустошительные потери.
Александр ГребневРедактор быстрого реагирования
Впрочем, подготовка бо́льшего числа специалистов никак не отразилась бы на качестве самих радиостанций.
Когда рация выдаёт нормальную дальность и качество связи только из неподвижной машины и под чутким присмотром заводского специалиста, а при попытке организовать связь в движении оказывается, что дистанция падает вдвое и что-то разобрать можно только при передаче ключом, — тут никакой радист не поможет.
Связисты Ленинградского фронта наводят телефонную линию в траншеях (источник фото)
Это всё хорошо, но радио и хорошая оптика часто требуют других ресурсов, нежели стволы орудий. То есть деньги так же просто, как в компьютерной стратегии, не перебросить. И если мы даже сделали бы рации, то, например, в танках ими просто тогда не пользовались: неудобно в бою, а поручневые антенны ещё и мгновенно выдают командирские машины. Даже в 1944 году отечественную связь ругали дико и много — кроме рации «Северок». «Дыры» закрывали за счёт ленд-лиза и трофеев. Опять же — кадры.
Увы, даже при успехе этих мер у Красной армии оставалась ещё одна ахиллесова пята — наличие боеприпасов. Для развития их производства делалось немало, но ресурсов в СССР не хватало даже на приоритетные задачи. Встаёт вопрос: откуда их можно было бы взять? И ответ есть: флот!
Если посмотреть на распределение бюджета, то можно заметить огромную долю, которую забирал себе вроде бы небольшой по размерам флот Страны Советов. Кроме того, он забирал и немалую долю образованных людей, которых тогда остро не хватало. Однако его планирование действий оставляло желать лучшего.
Флотоводцы готовились отражать нашествия вражеских эскадр из крейсеров и линкоров, но оказались бессильными перед минными заградителями и таким чудом враждебной техники, как быстроходная десантная баржа. При этом основные средства ушли именно на программу Большого флота, которая почти ничего не дала.
Очень неэффективно относительно своего количества действовали подводные лодки. В очередной раз политика «количество за счёт качества» не дала успеха — да и не могла дать.
Отказ от строительства линкоров и уменьшение аппетита в отношении крейсеров, эсминцев и подводных лодок позволили бы улучшить инфраструктуру, увеличить число необходимых минзагов и тральщиков, обеспечить флот десантными кораблями, с которыми было совсем плохо, — и ещё остались бы ресурсы для сухопутных войск. Фактически судостроительная промышленность во время войны переориентировалась на более важные задачи, но стоило сделать это ещё до её начала.
Крейсер «Киров» накануне Великой Отечественной войны, 1941 год (источник фото)
Это если эффект бабочки не испортил бы всё предсказание и воевать пришлось бы примерно как в реальности. А ну как война была бы с Италией и Японией? Или Британии на нашей стороне не оказалось бы? Это моё личное мнение, конечно, но программу Большого флота следовало бы не отменять, а тщательно скорректировать по возможностям индустрии.
А толку? Мы бы не построили флот, сравнимый что с первыми, что со вторыми. При этом у нас по условиям — та же политическая обстановка, что и в реальности. Опять же: как предложенные мной меры что-то изменят?
В целом в строительстве вооружённых сил стоило бы больше уделять внимания качеству, боевой подготовке, снабжению, ремонту и инфраструктуре. В погоне за бумажным количеством множество ресурсов тратилось зря. Хорошо подготовленные, пусть даже и не столь многочисленные, как в реальности, красноармейцы воевали бы, скорее всего, эффективнее.
Увы, или, наоборот, к счастью, проверить наши построения на практике мы не можем, и остаётся только гадать, как повернулось бы дело, если бы в реальных 30-х и 40-х годах принимались иные решения.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.