Будни на МКС: Олег Новицкий и Валерий Токарев о жизни и работе в космосе

О том, чем занимаются космонавты

WARHEAD: Какие задачи у современных космонавтов — зачем вы летаете в космос?

Олег Новицкий: У нас есть Федеральная космическая программа. Она разделена на направления. У каждого экипажа и космонавта — свои задачи, к которым начинают готовиться за полтора года до старта.

За этот срок я узнаю, какие буду выполнять эксперименты, как буду работать. Я ведь военный, не учёный, мне должны объяснить задачи так, чтобы я самостоятельно смог провести все исследования на орбите. И чтобы заказчик в итоге получил именно те данные, которые ему нужны.

Кроме того, все полтора года мы готовимся к обслуживанию и ремонту станции, работе в команде, замене агрегатов, действиям в случае нештатных ситуаций.

Когда ты прибываешь на станцию, накануне каждого рабочего дня приходит радиограмма с планом задач на следующий день. Со строгим графиком — от подъёма до отбоя. Приём пищи, физкультура, ремонт, научные эксперименты — на всё выделяются определённые отрезки времени. Ты не можешь перетасовать это под своё усмотрение — всё строго по плану.

Олег Новицкий со скафандром для выхода в открытый космом «Орлан» (фото: Роскосмос)

Это позволяет лучше ориентироваться в работах, заранее готовиться к следующим дням.

Все заняты постоянно. Даже в свободное время мы стараемся выполнять работы из дополнительного таск-листа. Есть возможность — сделал фотографии, провёл небольшой эксперимент. Это необязательно, но желательно. И это правильно: работа спасает от скуки и тоскливых мыслей, ностальгии о семье, дожде, речке. Рабочий ритм хорошо держит в тонусе.

WARHEAD: Какие исследования вы проводили на орбите?

О.Н.: К примеру, был очень интересный совместный эксперимент с европейцами. Мы делали друг другу УЗИ под руководством медиков с Земли, следили за изменениями давления в различных частях тела.

В космосе у человека меняется кровообращение, из-за чего могут «выскакивать» проблемы со здоровьем. Или развивается дальнозоркость: глазное яблоко в невесомости принимает другую форму.

О работе в интернациональном коллективе

WARHEAD: Есть ли языковой барьер на станции?

Валерий Токарев: По международным договорённостям основной язык на станции — английский. Но мы давно называем его «рунглиш» — русско‑английский.

В целом экипаж разговаривает на том языке, на котором удобнее в конкретной ситуации. Экипаж — единое целое, вне зависимости от того, кто какую страну представляет.

О.Н.: На борту важно, чтобы было однозначное восприятие и понимание команд. А на каком языке они выданы — русском, английском, языке жестов — вторично. Поэтому где-то за полтора года до полёта мы уже тренируемся быть единым экипажем. Совмещаемся психологически, понимаем, как вести себя с коллегами, нередко становимся близкими друзьями. И все действия проводим только вместе.

(Фото: Роскосмос)

WARHEAD: Есть заметные различия в работе с американскими, европейскими, японскими космонавтами?

В.Т.: Всё индивидуально, больше зависит от конкретного человека.

О.Н.: Наши космонавты разговаривают по радиосвязи меньше. Американцы комментируют каждое действие для аудио- и видеоканала. Взял ключ — доложил, начал крутить — доложил, открутил — доложил. Наши работают молча. Если возникают вопросы, тогда уже связываемся с Землёй. Так сложилось исторически: у нас изначально были сеансы связи только над территорией Советского Союза, а не над всей планетой.

О распорядке дня на орбите

WARHEAD: Примерный день на станции?

О.Н.: Подъём в шесть часов утра. Чуть раньше может быть эксперимент — к примеру, нужно сдать кровь до приёма пищи. Её берёшь у себя сам, чтобы не будить товарищей. Гигиенические процедуры, завтрак, потом конференция с ЦУПами. Если есть изменения в порядке выполнения работ или у космонавтов возникают по ним вопросы, это обсуждается с Землёй.

Если всё понятно, приступаем к выполнению работ: фотографированию объектов, экспериментам, замерам показателей систем станции. Или по отдельности, или в паре с кем-то. График поминутный, но, когда приобрёл опыт, часть задач получается выполнять быстрее. И выкраивать минут по десять просто на расслабление.

(Фото: NASA)

До обеда и после обеда — по обязательному сеансу занятий физкультурой. Наш организм хитёр и понимает: крепость костей, объём мышц, которые требуются в условиях земной гравитации, в невесомости не нужны. В космосе быстро теряются кальций в костях и мышечная масса.

Работаем до 18 часов, потом вечерняя конференция с ЦУПами: мы с Москвой, американцы — с Хьюстоном. Получаем оценки работ, благодарности и пожелания, задаём накопившиеся вопросы. Потом — свободное время.

Есть интернет, хоть и не очень быстрый. Группа психологической поддержки заливает на сервер и сбрасывает новости. Обычно вчерашние — но для нас это всё равно новости.

Можно позвонить близким. Средства связи позволяют связаться с Землёй почти в любой момент, хотя голосовой и видеоконтакт идёт с небольшой задержкой. Каждую неделю космонавт получает закрытый сеанс связи с семьёй по специальному каналу, и можно беседовать как по скайпу.

Книг на станции не видел, хотя раньше их брали и читали много. Сейчас их заменяет интернет, который ещё и позволяет быть в курсе событий.

Отбой по распорядку обычно в 21:30.

(Фото: NASA)

О жизни на станции

WARHEAD: Как спится в невесомости?

О.Н.: Откровенно — неудобно спать. Нет опоры под спину, под голову.

В.Т.: Сон — отдельная сложность первые несколько дней. Подушек в космосе нет: невесомость. Поначалу засыпать, повисая в воздухе и не зная, куда деть голову, странно и неудобно. Но здоровый организм сумеет заснуть. После первой недели привыкаешь.

WARHEAD: Насколько вообще можно привыкнуть к жизни в космосе?

В.Т.: Невесомость не так безобидна, как кажется. Сначала интересно — летаешь just for fun, как говорят американцы. Эйфория, всё легко — оттолкнулся, кувырнулся. Но постепенно из костей начинает вымываться кальций. За полгода его теряется 20%. Идут изменения в крови, атрофируются мышцы, которые там нельзя поддерживать в том же режиме, как на Земле.

Увеличиваются межпозвонковые пространства: «вырастаем» на три-четыре сантиметра, некоторые на шесть. Потом на Земле это всё «становится на место», что сопровождается болезненными ощущениями.

Организм у нас хоть и «умный», но адаптирован к Земле. Длительные полёты сказываются на нём негативно.

Валерий Токарев в служебном модуле «Звезда» на МКС (фото: NASA)

О.Н.: А ещё радиация, жёсткие космические излучения, от которых не могут защитить борта станции толщиной пять-семь миллиметров: больше на орбиту вывести сложно. Когда спишь, в глазах возникают вспышки: частицы пробивают глазное дно.

В.Т.: Это очень хорошо «читается» по матрицам фотооборудования. Даже на ультрасовременных high definition камерах через месяц полно выбитых пикселей. И все эти частицы летают в том числе сквозь космонавтов.

О космической еде

WARHEAD: Устраивает ли вас меню в космосе?

О.Н.: У нас худых нет, заметьте!

В.Т.: Меню сейчас очень хорошее.

О.Н.: Есть шестнадцатисуточный рацион питания. Каждый экипаж за определённый промежуток времени перед полётом проходит апробацию меню. В течение недели нам дают попробовать пищу для экспедиции, которую мы оцениваем по десятибалльной шкале. После чего диетологи и врачи составляют каждому индивидуальный рацион питания.

Естественно, если кому-то нравятся исключительно сладости, только их в рационе не оставят — хоть поставь им 15 баллов. Всё балансируется: белки, жиры, углеводы. Но отбираются они из тех продуктов, которым космонавт дал высшие баллы.

Ассортимент рациона широкий: только первых блюд сейчас шесть или семь. Есть отличные мичуринские салаты. Конечно, консервы есть консервы, но наши сейчас — очень хорошие. Мне наша космическая пища нравится больше, чем у партнёров.

(Фото: Роскосмос)

В.Т.: На каждую неделю у космонавта есть небольшой ящичек сублимированной продукции, специально обезвоженной на Земле. Есть ещё и «буфет»: там хранится оставшееся от рационов предыдущих экипажей. Оттуда можно пополнить меню: орешки, сухофрукты — много всего.

О.Н.: Ну и обмен с партнёрами. Мы можем попросить что-то у них, они у нас, рационов вполне хватает. А совместные ужины приветствуются, особенно в конце рабочей недели по пятницам. Мы ходим к ним, они к нам. «Что вам приготовить? — Мне нравится ваша отбивная!». Можно и фильм какой-то совместно посмотреть.

WARHEAD: Греете еду в микроволновке?

О.Н.: Для разогрева есть электрический подогреватель, похожий на стол с ячейками. Поставил туда еду — минут за двадцать она подогревается. Сублимированные продукты разбавляем водой, холодной или тёплой в зависимости от блюда.

О праздниках в космосе

WARHEAD: Как вы отмечаете праздники на орбите?

О.Н.: Я дважды отмечал Новый год на МКС. Он не слишком отличается от обычного дня. Просто работа прекращается чуть раньше, накрывается «стол» из наличных продуктов. Тут важнее само осознание, что встречаешь его на орбите, — так везёт не всем космонавтам. Тем более дважды.

Поужинали, песни попели, пообщались — а с утра дальше работать. Новогодних каникул на орбите нет.

(Фото: NASA)

О медподготовке космонавтов

WARHEAD: Космонавты на орбите лишены прямой помощи врачей. Какой объём подготовки уделяется медицине?

О.Н.: Мы проходим по этим вопросам большую подготовку, в том числе по накладыванию хирургических швов, прямым уколам в сердце и так далее. На борту — огромный набор медикаментов. К тому же каждый проходит строгий медицинский отбор, чтобы он был максимально здоровым и имел минимальные шансы заболеть в космосе.

Если это всё же случается, то организуется закрытый канал связи с командой врачей на Земле, которые определяют его состояние по симптомам. Если связи нет, в шкафу с медикаментами есть подробнейший справочник для самодиагностики с указаниями требуемых лекарств.

Я себе в полёте несколько раз ставил пломбу — пока нормально не встала.

В.Т.: В полёте, длящемся несколько месяцев, в обязательном порядке должен быть человек с подготовкой уровня среднего медперсонала.

На борту имеется разнообразное оборудование: дефибриллятор, система для УЗИ. К счастью, операций пока что на орбите делать не приходилось, но и для этого на всякий случай есть всё необходимое. В том числе канал прямой видеосвязи с врачами.

Одна из бортовых аптечек на МКС (фото: Роскосмос)

О.Н.: У нас были эксперименты с мышами, и одна из мышей грызла всех остальных. Раз за разом одна из мышей оказывалась мёртвой. Когда я доставал её для эксперимента — она прокусила две перчатки. На Земле поднялся целый кипеш. «Новицкого мышь укусила! Он истечёт кровью!» Было целое шоу, хотя вопрос решился обычным пластырем.

О первом старте

WARHEAD: Что чувствовали перед первым полётом?

О.Н.: Волнение в любом случае присутствует. Ты за два часа до старта сидишь в носу, по сути, баллистической ракеты и слышишь, как под тобой срабатывают клапаны, движутся газы и жидкости, доносятся металлические лязги, звуки работы аппаратуры. Как огромное существо. И ждёшь момента старта.

Как только ракета оторвалась от стартового стола — приходит осознание: «Всё! Мой полёт начался!». Не то чтобы облегчение — понимание факта: свершилось! До того пребываешь в состоянии ожидания, включая два часа перед стартом.

WARHEAD: Как вы можете описать перегрузки, которые испытывает космонавт при старте и посадке?

О.Н.: Довольно легко: из-за ускорения тело наливается тяжестью. Если ускорение — четыре единицы, то каждый килограмм тела нужно умножить на четыре.

О Земле из космоса

WARHEAD: Часто говорят, что единственная заметная из космоса человеческая постройка — Великая китайская стена. Так ли это? Видели её, или это невозможно?

В.Т.: Если ты подготовлен, с хорошим зрением — да. Человек без подготовки вряд ли её увидит. Хотя на самом деле невооружённым взглядом из космоса в иллюминатор видны даже железные дороги — как ниточки. Просто надо знать, куда и как смотреть: учитывая площадные ориентиры, наклон поверхности планеты относительно корабля.

Летая на самолёте на небольшой высоте, видишь один масштаб, на десяти километрах — другой, с реками, городами. А из космоса видишь уже континенты, проливы, почти глобальный охват.

Аппаратура показывает в режиме реального времени, где сейчас находится станция, — но намётанным взглядом ты и сам уже узнаёшь береговые линии, ландшафты и всё прочее.

(Фото: NASA)

WARHEAD: Меняет ли опыт космических полётов мировоззрение?

О.Н. Пожалуй, единственное, что можно сказать: когда летаешь, не видишь границ между государствами. И не можешь понять, отчего происходят войны, чего людям не хватает, что им делить, когда это единая, огромная, прекрасная планета. Надо жить и радоваться! Это в космосе осознаешь отчётливо.

В.Т.: Оттуда не видишь мелочей, там всё действительно красиво. Когда летишь ночью на самолёте в грозу, это страшно: темно, разряды молний. Со станции смотришь на тропические штормы — и это как картинка. Как компьютерная игра.

О том, как встречает Земля

WARHEAD: Когда возвращаетесь из экспедиции — что больше всего хочется «земного» в первую очередь?

О.Н.: У всех по-разному. У нас есть команда спасателей, мы с ней заранее выходим на связь и обговариваем все условиях спуска. Старший всегда спрашивает: «что бы вы хотели при приземлении?».

Я ответил: «Хочу зелёную траву!». Хотя знаю, посадка в мартовской казахстанской степи, там всё в снегу ещё. Но они придумали: купили зелёный коврик с искусственной травой, расстелили в поле и меня туда посадили.

Кто-то хочет яблоко, кто-то арбуз — у всех по-разному. Спасатели всегда идут навстречу, пытаются порадовать космонавтов в первые моменты возвращения.

(Фото: Роскосмос)

В.Т.: Когда ты на орбите — лишён живого общения с семьёй, с близкими. И там нету бани! Я привык ходить мыться день через день, а там приходится использовать салфетки. С гигиенической точки зрения это приемлемо, но бани всё же хочется! Помыться, попариться.

О восстановлении после полёта

WARHEAD: Послеполётная реабилитация занимает много времени?

В.Т.: Всё индивидуально. Но после длительного полёта освоиться на Земле непросто. Вестибулярный аппарат расстроен, в почках накапливается песок из-за нарушения естественного вывода воды. И мы, и американцы проводили много экспериментов, но многое преодолеть и обойти пока не получается.

Изменения, которые долго накапливаются в космосе, долго «откатываются» и на Земле. Только восстановление кальция в костях занимает месяцы.

WARHEAD: Когда человек слетал в космос — он становится «в конец очереди» на полёты?

О.Н.: Грубо говоря — да. В любом случае начинается реабилитация. Сначала «острая», потом отдых в санатории. Затем медкомиссии на допуски к спецтренировкам. Только при положительном заключении врачей руководство снова рассматривает космонавта как возможного кандидата в новые экспедиции. И он становится «в хвост очереди».

(Фото: Александр Рюмин)

WARHEAD: А если космонавт уже не проходит по здоровью, но человек учился и летал полжизни, у него огромный опыт — он может остаться в системе?

О.Н.: Конечно, может. Наши старшие товарищи часто становятся инструкторами, советниками, преподавателями, и это приветствуется. Со своим опытом полётов они могут рассказать множество нюансов, подсказать решения.

О космическом туризме

WARHEAD: Каждый ли может полететь в космос, хотя бы в перспективе?

О.Н.: Сейчас почти каждый может получить удостоверение пилота, хотя раньше это было уделом избранных. На каком-то этапе и с космосом будет примерно так же — хотя путь к этому будет долгим. Но когда-нибудь космический полёт может стать такой же обыденностью, как поездка из Смоленска в Москву. Быть может, не при нашей жизни — но думаю, что это будет.

В.Т. Сейчас на наших космических кораблях это достаточно дорого. Но есть нюанс. Американцы предлагают полёты на Space Ship за 200-300 тысяч долларов. Космоса при этом получается всего минут пять. Мы возим туристов как минимум на неделю, что даёт действительно реальное ощущение космоса.

WARHEAD: А с перегрузками как быть?

О.Н.: Ну… в крайнем случае будут писать завещания.

В.Т.: Со мной летал космический турист Грегори Олсон: 61 год. Сначала его отстранили по здоровью, но он сделал операцию — уж очень мечтал попасть в космос. Слетал успешно, с ним у меня не было вообще никаких проблем, в том числе в смысле его самочувствия.

Грегори Олсен

О полёте на Марс

WARHEAD: Как вы оцениваете возможность экспедиции на Марс в ближне- или среднесрочной перспективе? Достаточен ли сейчас для неё технический уровень?

О.Н.: Был бы достаточен — она бы уже состоялась.

В.Т.: В полёте на Марс годом не обойдёшься. Из-за орбитального движения планет минимальное расстояние между Землёй и Марсом достигается раз в 17 лет. Иначе полёт может занять два с лишним года, а то и больше.

Радиация там совсем другая. Мы на нижней околоземной орбите ещё находимся под защитой магнитного поля Земли. За высотами в 500 километров нужна лучшая защита, которой пока нет ни у кого. Идеи есть разные — но сейчас создать корабль с требуемым уровнем защиты от радиации возможности нет.

Вторая проблема. Мы много занимаемся эксплуатацией станции, что-то меняем и ремонтируем: до 70% времени. В миссии на Марс этот показатель будет ещё выше. В том числе потому, что в дальнем полёте подвоз запчастей будет невозможен.

О фильмах про космос

WARHEAD: В последние годы выходило несколько фильмов о космосе: «Время первых», «Гравитация». Насколько адекватно там описан космос?

В.Т.: Ну вот взять фильм про спасение станции «Салют-7». Героями там были Владимир Джанибеков и Виктор Савиных, но создатели фильма даже не проконсультировались с ними. Конечно, лупить по солнечному датчику в реальности никто не будет. Никто в экипажах не уводил друг у друга жён, это тоже не очень правдоподобно.

Впрочем, это художественные фильмы, они подчиняются законам драматургии и должны быть кассовыми.

О.Н.: Зато радует, что фильмы про наших космонавтов начали снимать — до этого почти ничего на эту тему не было.

WARHEAD: А что касается технических аспектов?

О.Н.: С фильмов про лётчиков смеются лётчики. С фильмов про подводников — подводники. Всё же это не документальные ленты — они должны быть красочными и интересными. Люди должны смотреть их с удовольствием, может даже плакать. И платить деньги за билеты!

О том, как стать космонавтом

WARHEAD: Как проходит путь становления космонавтом? И как им стать?

В.Т.: Сейчас российским космонавтом может стать любой гражданин России старше 21 года, имеющий высшее образование. В списке требований не указано даже предельного возраста или требований технической специальности. Впрочем, практика показывает, что чаще в профессию попадают лётчики, инженеры и другие люди с техническим образованием.

О.Н.: Первые наборы космонавтов были только из числа военных лётчиков. Нужны были люди, умеющие летать и принимать моментальные решения в условиях перегрузок. Готовые подчиняться любым приказам и в какой-то степени сознательно жертвовать собой.

Сейчас этот «коридор» расширился. Последние наборы включают много людей гражданских специальностей, в том числе и женщин. Так что возможности есть — было бы желание. Все требования можно узнать на сайте Центра подготовки космонавтов.

(Фото: Парк-музей «Форпост 863»)

WARHEAD: А на что бы вы посоветовали обратить внимание сегодняшним школьникам, которые хотели бы связать своё будущее с космонавтикой?

О.Н.: Ничего сверхъестественного: хорошее здоровье, занятия спортом, закаливание. Хорошо учиться, приветствуется техническая направленность образования. По большому счёту главное — огромное желание. Не бояться и упорно идти к своей цели.

В.Т.: Нужно уметь терпеть и ждать. Космонавтом в одночасье не становятся, это долгий процесс. С момента отбора начинаются два года общекосмической подготовки, потом вас «ставят в группу». В ней можно находиться не два, не три, и даже не пять лет. Есть космонавты, которые до первого полёта находились на подготовке по 14 лет. Хотя это скорее исключение. В среднем ждать приходится около десяти лет.

Даже из тех, кто отобран и прошёл подготовку, летят не все. Нужно долго «держать себя» на должном уровне по показателям здоровья. Ещё нужно сдавать более 150 экзаменов по разным дисциплинам, постоянно учиться, постоянно поддерживать режим. Упорство — вот средство достижения успеха!

Редакция благодарит за помощь в организации встречи Кирилла Солока и парк-музей «Форпост 863».

Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.