«Во Фландрии ряды цветов — алеют маки меж крестов». Это слова из известного стихотворения Джона Маккрея «В полях Фландрии», посвящённого погибшим на полях Великой войны. По легенде, потеряв в бою лучшего друга, Маккрей взглянул через бруствер на поле сражения и увидел, что среди воронок, трупов и дыма продолжают тут и там расти алые маки. Сильный порыв ветра сорвал их лепестки, которые разлетелись по полю, словно кровь, пролитая павшими в этом бою.
Инди: Песня группы Sabaton — без гитар, без барабанов и, в общем, без Sabaton.
Пэр: У нас такая получилась — In Flanders Fields.
«Тёмный воздух исполнен смерти»
Инди: В 5:10 утра 11 ноября 1918 года немецкая делегация согласилась подписать перемирие. Более четырёх лет незатихающих сражений Великой, или Первой мировой войны, подошли к концу. Новости о грядущем прекращении огня со скоростью лесного пожара разлетелись по обеим сторонам фронта. Война должна была кончиться в одиннадцать часов одиннадцатого дня одиннадцатого месяца.
Однако до этого момента ещё оставалось немного времени. На первую половину дня были запланированы атаки, боекомплект артиллерии подготовлен и солдаты собраны на исходных. Праздничные настроения были быстро погашены офицерами, поскольку выполнять запланированное всё же предстояло. Лишь немногие командиры умышленно проигнорировали приказы или затянули их исполнение, чтобы не посылать своих людей на смерть за несколько часов до наступления мира. Отдельные карьеристы, напротив, увидели последний шанс заслужить славу и награды, кто-то просто всерьёз воспринял пожелание главнокомандующего союзными войсками Фердинанда Фоша «покарать как можно больше гуннов». Так что пока мирные жители во всём мире выходили на улицы, чтобы отметить конец войны, солдаты на фронте готовились к самому последнему бою.
Одной из причин продолжавшихся боёв было запоздалое и неравномерное информирование частей на местах о прекращении боевых действий. Кроме того, среди союзного командования далеко не все были уверены, что немцы просто так возьмут и сдадутся.
Вплоть до 10:59 артиллерия союзников старалась обрушить на немецкие позиции как можно больше снарядов, пока пехотинцы бросались в атаку. Немецкие пушки и пулемёты отвечали всем, что у них было. Только за то утро на Западном фронте погибли 11 тысяч человек. На земле, которую немецкое командование и так обещало покинуть после наступления мира.
11 000 это всё же общие потери сторон, включая раненых. Погибших было от 2500 до 3000.
В 11:00 стрельба затихла. Великая война подошла к концу. Последние атаки, последние крики «Ура!» не принесли ничего, кроме новых жертв. Чем можно было оправдать судьбу последних солдат, погибших на этой войне? Что можно было сказать безутешным вдовам, сиротам, родителям и друзьям тех, кто погиб в то кровавое утро?
Многих погибших в последний день войны в документах записывали как потери предыдущих дней. Такое вот странное утешение.
Тем утром бельгийский город Монс был занят англичанами. Именно здесь Британские экспедиционные силы вступили в войну летом 1914 года.
И это было не то чтобы случайное совпадение. Монс очень хотели взять к дате.
Канадские войска в освобождённом Монсе
Теперь британцы заканчивали её здесь, потеряв свыше миллиона человек со всех концов империи. Последний солдат, погибший здесь, — канадец Джон Прайс, убитый в 10:58, — был похоронен на том же кладбище, что и первый погибший здесь британец.
Первым убитым был 17-летний Джон Генри Парр. Последний убитый британец также погиб под Монсом, это был сорокалетний рядовой Джордж Эдвин Эллисон, который прошёл все четыре года войны, начиная с самой первой битвы под Монсом.
Последним погибшим французом стал Августин Требушон, убитый в 10:50, когда он нёс сообщение, что суп будет подан после 11:00. Впрочем, всех убитых 11 ноября французов записали 10-м числом.
Самой же последней жертвой войны считается американец Генри Гюнтер, который по неизвестным причинам в одиночку ринулся на немецкое пулемётное гнездо за минуты до перемирия. Немцы кричали ему и пытались отогнать, стреляя поверх головы, но, когда он приблизился на бросок гранаты, всё-таки застрелили его. Гюнтер погиб в 10:59, за минуту до мира.
Надгробная плита Генри Гюнтера
Dulce et Decorum est Pro patria mori
Для генералов это (окончание войны в том месте, откуда она началась. — Прим.ред.) могло сойти за поэтический символизм. Для большинства единственное, что этот факт символизировал, так это бессмысленность произошедшего. Многие вспомнили строки Лоуренса Биньона, написанные им ещё в августе 1914 года и посвящённые павшим в первых сражениях войны. Эти строки в 1918 году были начертаны на памятниках по всей Великобритании:
Они шли с песней в бой молодые
Юных сил и отваги полны,
Каждый с сотней сразиться готовый,
Но погибли они без вины.
Мы запомним их всех молодыми —
Над ушедшими время не властно.
Вы солдатами были простыми,
По вам Родина плачет безгласно.
(Лоуренс Биньон, «Павшим», перевод — Юлия Дурягина)
Говорят, стихи исходят напрямую из человеческой души. Хотя они ограничены набором правил и подчинены структуре, которую мало кто может освоить в совершенстве, писать стихи может каждый. И за годы Великой войны было написано много стихов. Солдатам надо было чем-то занять свои мысли.
Огромное количество фронтовых поэтов не должно удивлять: мобилизационные машины всех воюющих держав поглотили целое поколение, включая самых одарённых и образованных.
(Фото: Мико Макияшек)
Раздобыв карандаш и клочок бумаги, они выплёскивали свои мысли чувства, записывали то, чему были свидетелями, выражали тяготы, невзгоды и радости.
Тёмный воздух исполнен смерти,
Взрываясь яростным огнём
Непрестанно, без перерыва.
Несколько минут назад
Эти мертвецы переступили время,
Когда шрапнель им крикнула: «Конец!»
Но некоторые умерли не сразу:
Лёжа на носилках, они ещё грезили о доме,
О дорогих вещах, зачёркнутых войной.
(Исаак Розенберг, «Свалка мертвецов», перевод — Евгений Лукин)
В отличие от письма или дневника, стихотворение приходится многократно переделывать, шлифуя рифму и ритм. Но будучи законченным, оно может донести до нас чувства не только поэта, но и тех, кто жил рядом и не имел слов, чтобы выразить всё это. Это началось в древности, ещё до того, как Гомер выразил трагедию войны в форме эпоса, и продолжалось потом — тысячи лет простые солдаты пытались поведать историю о войне. В нашем случае — о Великой войне. Вначале они говорили о величии и славе, которые можно добыть на поле брани.
Война ужасна, но есть в ней и добро —
Она отсеивает лишнее и соединяет
Отважные сердца нерушимым братством,
Трусливых оставляя позади.
Мы с радостью в атаку рвёмся,
Чтоб встретиться на поле честной брани
С врагом и всем его оружьем.
И отворачиваемся с пренебрежением
От мира, что покинули ради славы,
Мира трусливых лицемеров и лжецов.
(Алан Сигер, «Возвращение на фронт из увольнения», подстрочный перевод)
Годы шли, война становилась всё более кровавой и жестокой, соответственно менялась и поэзия. Она всё меньше говорила об идеалах и героизме и всё больше — о страдании и смерти. Уилфред Оуэн прославился стихами о трагедии войны и в предисловии к своей книге, вышедшей в мае 1918 года, написал: «Эта книга — не о героях. Английская поэзия пока не готова рассказывать о них. Эта книга не о подвигах, государствах, славе, чести, могуществе, величии или власти. Только о войне. Поэзия меня вообще не волнует. Я пишу о войне и её ничтожности».
Уилфред Оуэн погиб при артобстреле переправы через канал Самбра-Уаза ровно за неделю до окончания войны, четвёртого ноября 1918 года. Его мать получила похоронку утром 11-го ноября, когда по всей стране гремели колокола и начинались спонтанные празднества.
И если в страшном сне увидеть сможешь ты,
Как труп его в телегу ты грузил;
Оскал его ужасней, чем у сатаны,
И глаз пустых навеки взгляд застыл;
Увидишь, как из лёгких льётся кровь,
На каждой кочке труп его хрипит;
Почувствуешь весь ужас ты и боль,
И горечи смертельной ты вкусишь;
Тогда ты не решишься слепо повторить
Юнцам с тщеславием пустым во взоре
Ложь древнюю: Dulce et Decorum est
Pro patria mori.
(Уилфред Оуэн, Dulce et Decorum Est, перевод — Иван Борщевский)
Слова, которые он назвал «древней ложью», — строки римского поэта Горация, которые переводятся как «Сладка и прекрасна за родину смерть». Оуэн был с этим не согласен.
«Во Фландрии ряды цветов»
Стихи, которые увековечили павших во Фландрии и в целом на Великой войне, — «В полях Фландрии» Джона Маккрея.
Маккрей был военным врачом, майором, служил в 1-й бригаде канадской полевой артиллерии. В апреле и мае 1915 года он участвовал во второй битве под Ипром. По легенде, потеряв близкого друга, Маккрей посмотрел на изрытое воронками поле боя и увидел, что посреди всего этого кошмара цветут маки, невзирая на яд и смерть, пропитавшие землю. Эти алые цветы напомнили ему кровь, пролитую на эту землю солдатами. Налетевший порыв ветра сорвал с цветов лепестки и развеял их по полю — словно кровь павших снова залила поле боя.
Джон Маккрей (фото: Джанет Уилсон)
Во Фландрии ряды цветов —
Алеют маки меж крестов,
Что отмечают нашу смерть.
А в небе жаворонкам петь
Мешает орудийный град.
Мы пали. Пару дней назад
Мы жили, солнце грело нас,
Любили. Но лежим сейчас
В полях Фландрии.
Так сбейте же с врага вы спесь,
Приняв наш факел — нашу честь,
Идите смело в трудный путь,
Но нас не смейте обмануть,
Не будем спать, хоть маки здесь,
В полях Фландрии.
(Джон Маккрей, «В полях Фландрии», перевод — Андрей Воробьёв)
Маккрей также не дожил до конца войны. Он умер от пневмонии и менингита в январе 1918‑го.
На цветы обратили внимание и местные. Женщины продавали маки, настоящие и искусственные, чтобы собрать деньги для помощи сиротам, живущим близ фронта. В августе 1921 года искусственные маки впервые появились в Лондоне и привлекли внимание Британского легиона — недавно созданной благотворительной организации.
Легион начал импортировать и распространять маки. На следующий День перемирия их продавали, чтобы собрать деньги на нужды многочисленных безработных и нуждающихся ветеранов. Первый же заказ насчитывал миллион цветов.
В день 11 ноября в Лондоне на каждом углу, в каждом парке, театре и гостинице юные девушки продавали алые маки. Шёлковый стоил шиллинг, льняной — три пенса. Лепестки настоящего мака продавались за пять фунтов, цена целого живого цветка достигала 90 фунтов. Вскоре страну охватила настоящая «маковая лихорадка». Практически каждый турист, приехавший в День перемирия почтить павших к Кенотафу, носил цветок на воротнике. Солдатам разрешили прикалывать маки к мундиру. К концу дня было продано около восьми миллионов маков, и всё равно всем желающим их не хватило. Средства для жертв войны были собраны огромные.
Красный мак сегодня — универсальный символ памяти о погибших в военных конфликтах во всех странах Британского Содружества, вокруг которого выросло множество традиций. Венки из маков и отдельные цветы возлагают на могилы и мемориалы, цветками украшают знаки и указатели на местах бывших боёв во Франции и Бельгии. И красные маки всё ещё растут на могилах погибших.
(Фото: Кирилл Копылов / WARHEAD.SU)
В последующие годы мак стал узнаваемым символом памяти о войне. Обычно их (искусственные цветы. — Прим.ред) делали инвалиды войны. Стихотворение Джона Маккрея «В полях Фландрии» стало классикой и, подобно цветку мака, превратилось в символ памяти.
Инди: In Flanders Fields — это последняя песня на вашем свежем альбоме The Great War. Не расскажешь, почему вы решили поступить именно так?
Пэр: Ну, если посмотреть на весь альбом, то он получился очень мощным. И последняя реально «металлическая» песня в нём — самая сильная из тех, что мы вообще написали, The End of the War to End All Wars. И в ней напряжение к финалу всё нарастает до самого крещендо, которое, наверное, самый пафосный момент во всём творчестве группы. Мы не могли завершить альбом на такой ноте. Слушателю нужно что-то, чтобы сбросить напряжение. Плюс мы хотели завершить альбом чем-то памятным. Нам нужно было что-то более спокойное, но мы не знали что. Когда мы искали информацию, я специально изучал поэзию времён Первой мировой и, как понимаешь, не мог не наткнуться на «В полях Фландрии».
Инди: Ну, это очевидный выбор — классика же. И прекрасные стихи сами по себе. В проекте The Great War я декламировал его дважды. Это сложно — оно настолько сильное, что, когда читаешь его вслух, горло перехватывает. Сами попробуйте прочесть его вслух с выражением и не заплакать.
Пэр: Челлендж!
Инди: В те времена молодёжь писала стихи чаще, чем сейчас. Сейчас некоторые молодые люди пишут тексты к песням. Но тогда поэзия была распространённым хобби. В газетах обычно имелся поэтический раздел — не только во время войны, в мирное время тоже. Туда каждый день присылали стихи, и люди каждый день их читали, в этом не было ничего необычного. Таким образом, тогда это был очевидный способ выразить свои переживания от войны. Если нынешний солдат напишет стихи о своей службе в Афганистане, это покажется немного странным — тогда это странным не было.
Я читал великих поэтов Первой мировой — Зигфрида Сассуна и Уилфреда Оуэна, — они известны наряду с Маккреем.
Уилфред Оуэн — один из самых узнаваемых поэтов той эпохи, и судьба его трагична. Судьбы многих людей на той войне были трагичными, но его — пожалуй, особенно. Он был не просто поэтом, он был обычным солдатом, воевал и погиб в бою 4 ноября 1918 года. Семь дней, всего неделя до конца войны. Кто-то, конечно, должен быть последним погибшим…
Уилфред Оуэн
Пэр: Но он не был последним.
Инди: Да, он не был последним. Люди гибли и утром 11 ноября. Печально. В Поэтическом обществе есть целый раздел — поэзия Первой мировой. Можете погуглить — World War I Poetry Foundation. Там всё в свободном доступе, можно почитать стихи Маккрея, Сассуна, того же Оуэна. Его мне нравятся больше всех.
Пэр: Как случилось, что они известны по-разному? Как будто эти трое забрали всю славу.
Инди: Это только в наши дни.
Пэр: Я пытался искать информацию о ком-то другом, но эти трое заполняют всё.
Инди: В случае с Маккреем дело в канадцах. Он — их символ. Канадская национальная идентичность во многом сформировалась именно в годы Первой мировой войны. У них даже поговорка есть: «Мы ушли в бой британскими солдатами, мы вернулись из боя канадцами». Аналогично и с АНЗАК — австралийцами и новозеландцами. Значительная часть их самосознания зародилась на той войне, и Маккрей сыграл не последнюю роль. Интересно — мы сейчас редко читаем стихи, поэтому, когда всё же читаем, они воздействуют очень сильно. То же «В полях Фландрии» — ух!
Пэр: Именно.
Инди: Пятёрка вам, парни, за то, что использовали его.
Пэр: Если подумать о будущем… вот сейчас мы пишем песни об истории, всяких битвах, о людях. Интересно, что бы мы писали, если бы сами были там, на войне.
Инди: Как бы вы выразили свои переживания? Это, кстати, могла быть тяжёлая музыка, но она в любом случае брала бы за душу.
Пэр: Может, мы бы притворились, что ничего и не было… ну, хорошо бы такого и правда не случилось бы. Но если бы мы были на войне и решили выразить свои переживания в песне, это была бы хорошая песня.
Спасибо всем за просмотр! И спасибо за поддержку! А кто ещё не поддерживает — жмите на колокольчик, подписывайтесь и приходите на Patreon! Огромное спасибо.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.